– Цена – понятие растяжимое, – ухмыльнулся Аспенский. – Одному – недешево, другому – пустяк. А по сути, ты ничем не отличаешься от моей жены и от Истровской.

У Марины внутри все перевернулось. Ну уж нет. Нашел, с кем сравнивать. Возмутилась:

– Ты не подумал, что сказал, Константин. Глупость. Мы совершенно разные. Твоя жена – это твой бизнес. А Истровская – это сгусток увлечений мужчинами. Я же отдаю предпочтение людям с умом.

Аспенский скривился, грубо оборвал:

– Не ври! Я вас всех насквозь вижу. Про всякий ум забываете, когда прыгаете в постель к мужику. – Он больно ущипнул ее жесткими, как будто железными пальцами, заставив вскрикнуть. – Печаев у тебя такой умный, дальше некуда. Меня теперь просишь разгрести ваши умные дела!

Марина смолчала, хотя в другом положении схватилась бы с Аспенским не на жизнь, а на смерть. И он знал это. И знал, что сейчас она проглотит любую его выходку. Поэтому с удовольствием издевался над нею. И с удовольствием наслаждался ее телом, снова и снова подминая его под себя.

Просьба Марины о помощи навскидку показалась ему невыполнимой. Паровоз ушел. Впрочем, чем черт не шутит, а вдруг, если покопаться глубже. Потому не стал отказывать, тем более появился повод затащить Марину в постель. И он не упустил случай, воспользовался им.

День пролетел. За окнами опустился вечер. Аспенский вконец измотал женщину, изрядно ей осточертев. А его неожиданные щипки повторялись так часто, что она уже видела синяки на теле.

В конце вечера Константин угомонился, долго лежал молча, а потом спросил:

– Что ты можешь предложить мне в случае, если удастся отыграть назад?

Марина поднялась с постели и подошла к окну. Постояла. Обернулась:

– Чего бы ты сам хотел?

Аспенский сел, опустил ноги на пол:

– Всю долю твоего мужа взамен ежемесячного процента вам для безбедного существования.

Условия были неприемлемыми, и Марина покачала головой:

– Тогда зачем нам возвращать все в прежнее русло? Сегодня мы имеем реальные деньги, а процент может быть, а может не быть. Подумай лучше, Константин. Вспомни, что сейчас ты потерял самостоятельность. Ты пока еще есть, но нет гарантий, что останешься и дальше, – помолчала, чувствуя, что бьет Аспенскому по самому больному месту. – У Хавина большие деньги. В любое время он просто выбросит тебя из этого бизнеса и все. И пойдешь подметать улицу. Однако есть другой вариант. Ты выкупаешь долю, но с рассрочкой платежа на несколько лет. Не давись от жадности. Включай мозги.

Константина раздражали ее слова, и будь на ее месте Вероника, он давно бы заткнул ей рот. Но Марина не Вероника. Она словно читала его мысли. Это не женщина, это сатана с добродушным лицом, думал он и злился на нее.

– Ладно, – сухо рыкнул наконец. – Я подумаю.

21

Всю ночь оба спали как убитые. Утром Марина проснулась от какого-то шума. Не открывая глаз, прислушалась. Уловила шаги. Распахнула веки и вздрогнула, ее взгляд наткнулся на глаза Вероники, стоявшей в дверях. Эти глаза были безразличны и смотрели сквозь Марину. Все повторяется в жизни, думала Вероника, все повторяется.

И Марина подумала о том же.

Обе были спокойны.

Константин тоже проснулся. Увидел в дверном проеме жену, не шевелясь, грубо рявкнул:

– Кто разрешил с побитой мордой выйти из квартиры?!

Только тут Марина обратила внимание на щеку Вероники с отметинами от ногтей. Вспомнила, что подобные отметины видела на лице Истровской. В голове шевельнулась догадка. И уголки губ тронула легкая усмешка. Стала подниматься с постели, но тяжелая рука Константина удержала. Он снова зыкнул на Веронику:

– Пошла вон! Убирайся!

Марина отбросила его руку:

– Зачем орать у меня над ухом? Оглушил своим криком!

– Лежи, – вновь прижал ее к постели Аспенский. – Она сейчас уйдет! – И жене: – Я кому сказал? Вон отсюда!

Вероника равнодушно вздохнула, посмотрела на него, как на пустое место, и исчезла из дверного проема.

Марина опять откинула руку Константина:

– Пусти! Хватит уже! Ты переборщил – нервно соскочила с кровати. На душе было гадко. Чувство, что Константин опустил ее так же, как Веронику, и что она ничем не отличается от Вероники, перехватило горло и захотелось рвать и метать. Будто обмазалась грязью, которая плохо смывается.

Константин насмешливо покривился:

– Черт с тобой, топай! Сам позвоню, когда надо будет!

Марина пошла в ванную комнату. Перед дверью наткнулась на хозяйку дома. Женщины переглянулись и ничего не сказали друг другу.

Под душем Марина долго терла тело мочалкой. Ей казалось, что с ног до головы она покрыта грязью, как коростой. Руки и ноги дрожали. Нервы словно рвались. Хотелось завыть во весь голос. Но она молчала, больно кусая губы. Понадобилось время, чтобы успокоиться. Потом оделась и вышла из ванной.

В холле ее ждала Вероника. Она приехала в загородный дом, не подозревая, что наткнется на мужа с Мариной. Надоело сидеть в четырех стенах квартиры, вот и собралась. Надела любимую красную юбку и белый блузон. Царапины на щеке ее не волновали. Беспокоило поведение дочери. Вероника не понимала, что происходило с той. Юлия перестала отвечать на телефонные звонки. От Кристины узнала, что дочь уехала из города. Мысленно склоняла себя к тому, что на Юлию плохо повлиял разрыв с Валентином. Хотя в это не очень верилось. Мать всегда знала, что дочь никогда не любила своего мужа. Но тогда что теперь происходило с Юлией? И где Валентин? Об этом Вероника и хотела поговорить с Мариной.

– Я понимаю, что ты не просто так легла в постель с Константином, – сказала она, встретив ту в холле. – Тебе что-то нужно от него. Но не доверяй ему очень. Не советую. Однако это твое дело. А у меня к тебе другой вопрос. Я перестала понимать, что происходит вокруг. Все будто по швам трещит. Да и швы-то уже ничего не держат. Может, ты объяснишь, что происходит? Между нашими детьми образовалась трещина. Юлия изменилась, стала другой. Я не узнаю свою дочь. Ничего не объяснив, куда-то уехала. Валентин тоже на мои звонки не отвечает. Я как в вакууме. Мне не нравится, что между ними разлад. Но я ничего не могу поделать. Если у тебя есть связь с Валентином, узнай причину. Ты его мать.

Марина вздохнула и опустилась на стул:

– Ты мать Юлии, а много ты узнала от нее? Иногда нам, матерям, бывает сложнее, чем кому бы то ни было, – она не могла сейчас рассказывать Веронике о том, что услыхала от Истровской. Потому что Аспенский сразу бы