Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следом Шахматист обрушил рукоять пистолета на шею Ромба. Но тот отклонился, выставив вперед плечо. Запястье Шахматиста от удара об это плечо обожгло огнем, как будто рука напоролась на глыбу бетона. Пол стал уходить из-под ног.
В дверях кухни выросла Зовалевская в джинсах и красном топе. В глазах Брюнетова и Шахматиста ее фигура странно преломилась, извиваясь туловищем змеи, а голос звуками флейты вошел в уши:
– Я рада, что вы по собственной воле заглянули ко мне на огонек. Не сомневалась, захотите копнуть четырнадцатого и пятнадцатого. Не ошиблась, – ее обжигающий взгляд прошелся по их лицам.
Странная легкость появилась в телах гостей, мысли улетучились, возникало ощущение парения в воздухе. Они по-собачьи преданно глянули на девушку, положили на пол пистолеты и шмыгнули в темную комнату мимо Хвоста и Ромба. Голос Зовалевской вкрадчиво пополз по извилинам их ушных раковин:
– Располагайтесь на диване и расслабьтесь, расслабьтесь, расслабьтесь.
Они сели, прижались к спинке, прикрыли глаза. Шахматист мгновенно захрапел, опустив голову на грудь, Брюнетов засопел, повалившись набок.
– Ну, вот и ладненько, – хлопнула в ладошки Зовалевская. – Теперь поработаем.
Хвост сорвался с места, подставил девушке стул, плюхнулся на диван рядом с Шахматистом. Кивком головы она отправила на диван и Ромба, усадив около Брюнетова. Когда все четверо сидели бок о бок, приступила к обработке их мозгов. Действо походило на тихое сумасшествие: ее взгляд стал жутким, движения рук хаотичными, вместо шепота она издала странное шипение. Четверо то дергались, то привскакивали, то обмякали, расплываясь комками теста. Установки Прондопула из мозгов Хвоста и Ромба Зовалевская переставляла в головы Шахматиста и Брюнетова.
Завершив работу, она отдышалась, прошлась по комнате, напичканной нелепой угловатой мебелью, выглянула в окно. По неярко освещенной улице медленно двигались автомобили с включенными фарами. Она задернула штору и щелкнула выключателем. Плафонная люстра под потолком тускло вспыхнула единственной лампочкой.
Зовалевская неторопливо вывела Шахматиста и Брюнетова из состояния транса. Оба оживились, нелепо заулыбались. Девушка спросила о Максиме, наблюдая за реакцией. Шахматист мрачно скорчил недобрую гримасу, а улыбка Брюнетова приобрела неприятный оттенок. Поняла, переустановка состоялась. Теперь они должны совершить то, что заложено в их мозг.
Она подала Шахматисту телефон. Тот, не спрашивая ни о чем, набрал номер Максима и сообщил о захвате новых Номеров. Максим, как и ожидалось, отреагировал мгновенно, распорядился, чтобы ждали его. Ромба и Хвоста связали. Оставшись без установок Прондопула, те не могли сообразить, что происходит. Затравленно возились на полу и дико таращились на Зовалевскую.
Вскоре появился Максим. В костюме в черную полоску, зеленой рубахе без галстука с тремя расстегнутыми пуговицами на груди. Прическа небрежная, но не безобразная. От входной двери прямиком направился в комнату. Ромб и Хвост сидели в углу. Брюнетов мотался, как мятник, от окна к двери и обратно с оружием в руке. Шахматист хмурился в кресле, не отрывал взгляда от одной точки, находившейся где-то далеко в пространстве. И покачивал перед собой стволом пистолета.
Максим остановился посередине и поежился от непонятного беспокойства. Это беспокойство не было обычным, какое ему приходилось испытывать прежде по разным поводам. Здесь тревожило что-то другое, с чем он еще не встречался и чего не мог предугадать. Как будто сквозь его защитное поле без труда проходил острый клинок и, как в масло, входил ему в сердце.
Не понимая причины возникновения такого ощущения, оглянулся на дверь и остолбенел. Брюнетов агрессивно наставлял на него пистолет. Максим повел рукой, приказывая положить оружие. Но Брюнетов не подчинился, только губы покривились в ответ. Неслыханно, дворняга вдруг сорвалась с поводка и оскалилась на своего хозяина. Жгучий укол испуга вошел в сердце Максима, он неожиданно ощутил, как стали таять силы, будто снег под горячими лучами солнца. Его защита затрещала по швам. Максим напрягся, преодолевая слабость, фальцетом приказал Шахматисту убить Брюнетова. Но Шахматист в ответ мрачно выругался, кресло под ним скрипнуло, и он тоже враждебно вскочил на ноги.
Максим оторопел. Предательство. Самое страшное, что могло произойти. Вот она, беспомощность. Попытался вновь надавить на голосовые связки, но Шахматист завернул ему за спину руки и намотал на запястья скотч. Максим был подавлен. Ужас овладел мозгом. Шахматист толкнул его в спину стволом пистолета:
– Вот так!
– Ты предал меня, Шахматист! – прошептал Максим. – Почему? Ты мог бы стать посвященным Муруфула.
– Я служу Прондопулу! – мрачно отозвался Шахматист.
В дверях появилась Зовалевская. Максим все понял. Вяземский может торжествовать. Но как же нестерпимо больно видеть торжествующего врага.
– Так это твои проделки, – неприязненно посмотрел на девушку. – Я должен был догадаться раньше.
– И что бы ты сделал? – Она широко во все зубы улыбалась.
Голос Максима надтреснул:
– Я бы уничтожил тебя. – Он болезненно исказил лицо.
Зовалевская качнулась к нему:
– Ты не способен уничтожить меня. Я, как и ты, посвященная, – с вызовом повела плечом.
– Я нашел бы способ. – Голос Максима наполнился досадой и раздражением.
– Я отыскала способ раньше, – насмешливо вскинула подбородок.
Ее взгляд уколол так сильно, что Максим заскрипел зубами и отчаянно уязвил:
– У тебя для этого не хватило бы мозгов!
– Не имеет значения, кто придумал, – поскучнела она, – важен результат. Тебя предали. Ты стал слабее. – Подошла к окну, оттянула штору, посмотрела в ночное небо. – Защита Муруфула не позволяет мне окончательно разделаться с тобой, однако ты уже и так в моих руках.
Да, Максим осознавал, они с Зовалевской поменялись ролями, теперь он действительно был в ее руках.
– И что тебе приказано делать дальше? – спросил, желая узнать, к чему ему готовиться.
– Я уже все сделала, – ответила, отступая от окна. – Дальше тебе самому принимать решение. Это непростое решение, но оно должно быть твоим. Ты знаешь. – Приблизилась почти вплотную, качнула головой, снова блеснула белыми ровными зубами. Видела, он все понял.
Максим дернул руками, словно хотел разорвать скотч, нервно поморщился, насупился, придавливая подбородок к груди. Потом в глазах мелькнула злая ухмылка. С отвращением поймал приятную улыбку Зовалевской. От нее пробила дрожь: он ненавидел сейчас милые женские лица. Брезгливо глянул на Шахматиста и Брюнетова. Противно осознавать, что предательство двух примитивов серьезно ослабило его. Элементарная ловушка круто изменила расклад сил.
Понятно, западня прежде всего устроена для Муруфула, хотя первым в нее угодил он, Максим. И виноват в этом именно он, потому что не разглядел подвоха, подставился и подставил хозяина. Тот никогда не простит. Вот так, в одночасье может все перевернуться, хотя никому