– Кто ты? – прошептала Руська, глядя на воина, как на живого Бога.

Голос ее был так тих, что казалось, мышь могла бы пропищать громче. Тем не менее незнакомец открыл глаза, словно давно и долго ждал этого вопроса. Лучи взошедшего солнца, упав в эти глаза, отразили навстречу девушке два сияющих синих солнышка, два осколка бесконечно глубокой небесной синевы, непонятно каким образом оказавшихся на человеческом лице.

– Яртур, служитель храма Сварога и меч Великого Бога, – скромно ответил воин.

– Ты прискакал сюда, чтобы спасти меня? – Руська вся покраснела от удовольствия и смущения.

– Нет, девушка, – сидящий на огненном жеребце усмехнулся, – я совершил свой путь не для того, чтобы увидеть твою красоту, и не для того, чтобы спасти тебя от кочевников. Я должен выполнить волю Бога, – всадник перестал усмехаться и стал очень серьезным, – и послан жрецами храма Сварога в далекую страну на западе, чтобы защитить святыни Радигощи[42]от народов Тьмы, – теперь глаза воина стали печальными и серыми, как туман, все еще крутившийся над речными струями. – А тебя я встретил совершенно случайно.

– Ты так огорчен, что встретил меня? – Руська не могла не заметить, как менялось лицо воина, пока он говорил, но не могла постичь смысла этих перемен и томившей его бесконечной грусти.

– Что ты, красавица, – снова усмехнулся воин, и глаза его опять наполнились синевой. – Тебя-то я как раз рад встретить, а вот смертушку – нет.

– Смертушку? – Руська посмотрела недоверчиво. – Да разве можно сразить такого удальца, как ты?

– Можно, – ответил Яртур с убежденностью обреченного, – потому что даже великие воины бывают беззащитны, как дети, когда спят.

– Ты так уверен, что тебя убьют во сне? – в голосе девушки звучало недоверие.

– Я знаю свое будущее, как ты – прожитый вчерашний день, – глаза воина перестали смотреть на Руську и устремились куда-то в небо. – Я знаю, что вначале меня попытаются убить из засады, потом мне будут стрелять в спину из самострела. Очень сильного самострела. Он у западных народов Тьмы называется арбалетом. Но я все равно поймаю стрелу. – Яртур вновь посмотрел на Руську и, видя ее недоверие, поднял руку. – Вот этой рукой я поймаю стрелу. А потом меня попытаются отравить, но у них ничего не получится, потому что жрецы дали мне противоядия от всех ядов, а также научили чувствовать яд в пище и изгонять яд из себя. И тогда ночью, после тяжелого боя, когда усталость надежно закроет мне глаза, предатель пронзит мое сердце кинжалом. Так будет.

– Боже мой, боже мой! – глаза Руськи засверкали отчаянием и гневом. – Зачем же? Зачем, зная все это, идти на верную смерть?!

– Это долг, – грусти больше не было в глазах воина, и взгляд его был спокоен. – Я всего лишь часть Мира, созданного Сварогом, и я должен защищать этот Мир от людей, которые, поклоняясь своему темному Богу, ищут только золото и убивают людей ради золота, чтобы потом купить на это золото прощение у своего темного Бога. Это народы Тьмы, которые, пользуясь тем, что наступила Ночь Сварога, пытаются уничтожить весь наш Мир. Что моя жизнь в сравнении с гибелью всего Мира?

Яртур помолчал и протянул руку совершенно ошарашенной Руське:

– Прикоснись к моей ладони и думай всегда обо мне, тогда твоя лунная тень явится ко мне во сне и разбудит меня в тот самый момент, когда убийца занесет свой кинжал.

Руська, глядя огромными, полными слез глазами прямо в очи своего спасителя, обеими своими тоненькими ручками ухватилась за могучую ладонь воина и со всем жаром благородного сердца пролепетала:

– Я спасу тебя!

Яртур крепко, но осторожно, пожал девичью ладонь, и глаза его полыхнули голубым огнем.

– Век тебя не забуду, прекрасная дева, и если я не погибну, защищая священную Радигощ, то непременно разыщу тебя.

Сердце девичье затрепетало от неземной сладостной истомы, словно сама Лада, наполнив его до краев своими сладкими грезами, пустила его лететь на волшебных крыльях над прекрасной проснувшейся землей, в сияющее синевой небо, навстречу ласковому свету самого Ярилы. Руська чуть не задохнулась от счастья, потому что вдруг сразу поняла, что любовь, о которой она столько раз мечтала, грезила ею, звала ее и боялась одновременно, эта любовь вдруг приключилась с ней, совершенно овладев ее неопытным сердцем. И в то же время она ощущала, что не просто полюбила, но и прикоснулась к чему-то великому, что сразу делало ее чувство огромным и значительным, совершенно отличным от простой влюбленности, свойственной в этом возрасте многим легкомысленным девам. Необыкновенный воин спас ее, и теперь она своей любовью защитит его и спасет его тоже. И тогда эти сияющие синие глаза будут постоянно смотреть на нее не отрываясь, наполняя ее сердце удивительной негой. Руська так размечталась об этом, что не сразу услышала испуганный голос Нежки:

– Смотрите, смотрите!

Они почти одновременно повернули головы и увидели, что на вершине холма с другой стороны речки показалась толпа скачущих во весь опор всадников.

– Печенеги! – по привычке испугалась Руська.

– Неужели им мало? – нахмурился Яртур, перехватывая меч.

Действительно, на первый взгляд могло показаться, что это были те самые печенеги, которые недавно бежали прочь, но теперь их стало больше, и они набрались смелости, чтобы напасть вновь. Но вскоре стало ясно, что скачущие во весь опор всадники совсем не похожи на нападающих кочевников, а скорее всего напоминают обезумевших от страха людей, которые просто бегут, куда глаза глядят, совершенно не разбирая дороги.

Еще не были видны лица и глаза, полные ужаса, как девушки почувствовали внезапно нахлынувший в душу тягостный мрак, словно сердце сдавила невидимая ледяная рука, и невольно попятились, прячась за широкую спину Яртура. Не дрогнул только воин Сварога. Руки его спокойно и уверенно сжимали рукояти мечей, и только глаза, ставшие серыми, как сталь, выдавали тревогу, когда воин всматривался в облако пыли, катившееся желтой волной по следам бегущих. Печенеги мчались мимо них безумной толпой. Что с ними произошло, Яртур не знал и потому лихорадочно пытался представить себе нового врага, с которым ему предстоит схватка. То, что эта неизвестная сила будет врагом и для него, он догадывался по легкому гудению, исходившему от клинков, заговоренных волхвами на битву.

И вот среди клубов пыли мелькнула черная тень скачущего на огромном черном коне высокого воина в черной одежде, с развевающимся за плечами черным плащом. Эта тень стремительно летела над землей, догоняя то одного, то другого кочевника. Яртур заметил, что едва тень настигает свою жертву, как всадник замертво падает с коня. Что при этом происходит, было совершенно непонятно: не было видно ни взмаха клинка, ни удара копья, словно одно касание черного плаща заставляло людей умирать.