— Сегодня утром, — спокойно сказал Ронкаль, — у менядокументы на другого человека. Они не видели, как я вошел в отель.

— Сегодня я должна быть в тюрьме, — нервно сказала она.

— Я знаю.

— Он прилетает завтра, — сказала она, имея в виду Марата.

Ее гость снова кивнул головой. Потом сказал:

— Меня просили передать вам, что завтра вечером вы должныпокинуть Сантьяго. Сразу после приезда нужного нам человека.

— Почему так быстро? — вырвалось у нее.

— Вас будут ждать в Буэнос-Айресе, — вместо ответа произнесРонкаль.

Она кивнула, уже не решаясь спорить.

— Ваш номер вчера вечером обыскивали, — заметил Ронкаль.

— У меня ничего нет.

— Они ничего и не нашли. Я слышал их разговор. До свидания.

Он встал и вышел. А она так и осталась сидеть на своейпостели и лишь спустя время уныло поплелась в ванную комнату принимать душ. Вэто утро она почти не спала. В девять часов позвонил Дорваль.

— Ты ушла так тихо, что я даже не проснулся.

— Я не хотела тебя будить, — сказала она.

— Напрасно. Мне хочется видеть твои глаза все время. Откройдверь своего номера.

— Что случилось?

— Ничего. Открой дверь.

Она положила трубку телефона на столик и подошла к дверям.Открыла и увидела перед собой прикрепленную к дверной ручке красную розу. Взявцветок, она вернулась к телефону.

— Спасибо.

— Ты не хочешь позавтракать?

Она взглянула на часы.

— У меня мало времени. Сегодня я беру интервью у начальникацентральной тюрьмы.

— У меня тоже. Хотя я интервью брать не буду. Жду тебявнизу.

Она положила трубку.

Спустившись вниз через десять минут, она увидела его,сидевшего в компании своего друга. Она подошла ближе.

— Знакомьтесь, — представил ее Дорваль своему напарнику, —Мария Частер. А это Франсуа Юэ.

— Очень приятно. — Она пожала руку второму французскомуофицеру, встретившись с его взглядом. В отличие от Дорваля его напарник былболее плотным и коренастым. Но таким же галантным, как и все французы. Онпоцеловал руку подошедшей женщине. Потом был завтрак, нарушаемый репликами восновном Дорваля. Юэ молчал почти все время, а Марина не решалась говорить,словно помня о завтрашнем событии.

Завтра в Сантьяго прилетит Марат. И завтра Ронкаль долженего убрать. Она не сомневалась, что сидевшие с ней оба французских офицерабудут этому мешать. И не знала, каким будет исход этого поединка. Но понимала,что к завтрашнему числу кровавая драма будет завершена. И исходом этой драмы влюбом случае будет ее разбитое сердце.

После завтрака она попрощалась с обоими французами и поехалак зданию тюрьмы. Собрав волосы под темный берет, надев куртку и джинсы, онастала похожа на подростка. Ронкаля нигде не было видно, но она не сомневалась,что он все время где-то рядом. Словно она чувствовала его незримое присутствие.Обычные формальности, связанные с прохождением в здание администрацииЦентральной тюрьмы, заняли около получаса. И наконец, она вошла в кабинетначальника тюрьмы, согласившегося на беседу с ней. Это был маленький,приземистый человечек с какими-то карикатурно большими усами. Увидев вошедшуюженщину, он привычно нахмурил брови.

— Это вы Мария Частер? — спросил начальник тюрьмы.

— Да, сеньор. — Она стояла на пороге.

— Какое у вас ко мне дело?

— Я хочу получить у вас интервью для нашего журнала.

— Я не даю интервью.

— Но наши читатели интересуются внутренней жизнью в вашейстране. Левые газеты утверждают, что у вас имеются нарушения прав человека. Амы, наоборот, хотим рассказать, как процветает демократия в Чили, — почти нескрывая иронию, сказала Марина.

Она все еще стояла, он не приглашал ее сесть.

— Мне все равно, что пишут ваши левые и правые газеты, —разозлился начальник тюрьмы, — я не имею права давать никакие интервью. Уходитеотсюда.

В этот момент в кабинет вошел кто-то третий. Маринаобернулась. Это был подтянутый офицер, тоже небольшого роста, с резкими,четкими чертами лица. У левого глаза виднелся небольшой шрам.

«Почему они все такого невысокого роста? — подумала Марина.— Их, наверно, готовят в одном инкубаторе. Или они все хотят быть похожими насвоего бывшего кумира Франко?»

Но по тому, как вскочил начальник тюрьмы, она поняла, чтовошедший имеет отношение к высшему начальству.

— Сеньор Родригес, — услужливо залепетал начальник тюрьмы.

— Кто это? — спросил Родригес, проходя к его столу ипоказывая на Марину, словно ее здесь и не было.

— Журналистка. Из Мексики, — засуетился начальник тюрьмы. —Я ее сейчас выгоню. Уходите, сеньора.

— Подождите, — сказал Родригес, — вы пришли сюда написатьрепортаж?

— Читатели хотят знать, что происходит в вашей стране, —осмелев, сказала Марина, — мне нужна информация.

— Нужно помочь молодой женщине, — улыбнулся Родригес, — мыпокажем ей все, что она хочет увидеть.

— Конечно, сеньор, — сразу согласился начальник тюрьмы.

— Что вы хотите увидеть? — спросил Родригес. — Заключенных,наших офицеров, условия в тюрьме? Что именно?

— Что вы мне покажете. — Ей не нравился развязный тон этогоофицера.

Она уже жалела, что не послушалась совета начальника тюрьмы.

Родригес усмехнулся.

— В таком случае пойдемте, сеньора. Мы покажем вам многоинтересного.

И она пошла за этим офицером. Тюрьма была переполненазаключенными. Сразу после переворота людей начали сгонять на стадионы,превращая их в огромные концлагеря. Потом, как-то рассортировав заключенных,начали строить специальные поселения на юге страны. Но тюрьмы в городах всеравно были переполнены. Каждый день находили новых коммунистов, социалистов, профсоюзныхактивистов и просто людей, не очень лояльно относящихся к правящей в странехунте.

При любых потрясениях, при любых карательных акциях противбольшого количества людей в их число всегда попадают случайные и невиновныелюди. При этом имеется большая вероятность того, что люди, ответственные запроведение подобных акций, постараются включить в число возможных жертв и своихличных недругов, сводя личные счеты. История богата подобными примерами. Когданачинается волна репрессий, не особенно разбираются с каждым отдельнымчеловеком. И существующая вероятность попадания под этот маховик случайныхлюдей тем больше, чем больше поднявшаяся волна. Таковы объективные законычеловеческой подлости.