— Знаете, Мария, по-моему, у нас возникли трудности. За намиот самого отеля ведут наблюдение два неприятных типа.

— Да? — удивилась она, не удивляясь его словам.

— Мне очень не нравятся их зверские физиономии, — призналсяДорваль, — нужно будет от них избавиться.

— Каким образом?

— Что-нибудь придумаем, — улыбнулся Дорваль, подзывая такси.

И он действительно придумал. В тот момент, когда за нимилениво шел автомобиль преследователей, он попросил водителя остановиться науглу и буквально выпрыгнул из машины, увлекая за собой молодую женщину. Таксипоехало дальше, и машина наблюдателей также неспешно проехала мимо них.

— Кажется, мы от них оторвались, — улыбнулся Дорваль. — Выне знаете, кто это может быть?

— Понятия не имею. Наверное, местная служба безопасности.Они следят за всеми журналистами, приехавшими в эту страну. А я сегодня была втюрьме и завтра беру интервью у начальника тюрьмы.

— Опасная у вас профессия, — пробормотал Дорваль, — в ихтюрьмы лучше не соваться. Там такие собачьи порядки.

— Так, значит, это правда? Все, что о них рассказывают? —спросила Марина.

Ей действительно был интересен его ответ.

— В тысячу раз хуже, — махнул рукой Дорваль, — среди нихвстречаются такие подонки, что просто удивляешься, откуда берутся эти люди.

Родившийся в стране устойчивой демократии, свободныйгражданин свободной страны, Ален Дорваль не понимал и не принимал порядков,царивших в Чили, особенно в первый период правления генерала Пиночета, когдатысячи людей были замучены и казнены. Вынужденный по долгу службы иногдаконтактировать с представителями чилийской службы безопасности, он снегодованием отмечал их цинизм, жестокость и полное отсутствие моральных норм.И если для него работа в ДСТ была настоящим призванием и он гордился своейслужбой, то для многих офицеров в Чили работа в службе безопасности становиласьвыгодным ремеслом, позволяющим проявлять свои садистские наклонности, пытая иубивая людей.

— Вы не боитесь так говорить? — спросила Марина.

Дорваль посмотрел на нее. Что-то мелькнуло в его лице.

— Не боюсь, — сказал он очень серьезно, — думаю, и вы не изтрусливых. Иначе никогда бы не приехали в эту страну в такое время.

— У меня такая профессия.

— У меня тоже.

— А чем вы занимаетесь?

— Путешествую, как и вы, — пошутил Дорваль.

— И только?

— У меня свой бизнес, — все-таки уклонился от прямого ответаДорваль.

— Понятно. — Она промолчала. Почему-то ей было обидно, чтоон врет. Может, в ней иногда говорила ее женская натура. Она, конечно,понимала, что он никогда не признается в своей работе на ДСТ, но понимала всеголишь разумом. В отношениях с нравившимся ей человеком этого было мало.

Ужинали они на открытой террасе рыбного ресторана, стоявшегопрямо у реки. Дорваль был, как всегда, предупредителен и безупречен. Он сноварассказывал нечто смешное, и она снова смеялась над его рассказами. К концуужина, когда заиграл маленький оркестрик, состоявший из трех человек, онпригласил ее на танец, и она, впервые ощущая прикосновение нравившегосячеловека так близко, поняла вдруг подлинное наслаждение от танца, словносозданного для интимной беседы двоих людей.

А потом был еще один танец. И еще. Она чувствовала, каккружится голова, как сладостно-упоительно это чувство совместного танца, когдакажется, что под вами кружится сама Земля и вы всего лишь вдвоем на этоммаленьком волчке, так быстро вращающемся под ногами. А потом он шептал какие-тослова, и она слушала, наклонив голову, когда его губы касались ее уха. И вдруг— словно удар хлыста. Она увидела глаза Ронкаля. Как он мог найти их в этомресторане — было непостижимо. Но он нашел. И теперь, глядя в глаза Марине,кивнул ей головой, точно говоря: «Не беспокойся, я всегда с тобой, я — твоевечное проклятие и твой неустанный страж, я — твое прошлое и будущее, я — твоенеустойчивое настоящее и все страхи Земли».

Она закрыла глаза, словно ожидая, что Ронкаль можетисчезнуть, но, когда она открыла глаза, он по-прежнему был на месте. И тогдаона, поддавшись непонятному порыву, прижалась вдруг к Дорвалю, словнопопытавшись защитить его от пули Ронкаля, стоявшего за спиной француза икивавшего ей в такт танца. Дорваль, не понявший, что именно ее взволновало,недоуменно посмотрел на нее.

— Вас что-нибудь беспокоит? — спросил он наконец у явнонервничавшей партнерши.

— Нет, ничего, — быстро ответила Марина, — давайте уйдемотсюда. Уйдем поскорее.

Она снова посмотрела в сторону, где был Ронкаль. Его уженигде не было. Она вдруг подумала, что Чернов воспитал идеальное орудиеубийства. Сделал для себя возвращающуюся пулю, которая, попав в жертву, сновавозвращалась в патронник, предназначенная для следующей жертвы.

Домой в отель они возвращались в такси. По дороге Дорвальвзял ее руку, и она не сопротивлялась. Чувствуя, что дольше не в силах вынестивсе это, она покорно шла за французом в его номер. Постоянное нервноенапряжение, наблюдение чилийских агентов службы безопасности, почти невероятнаявстреча с Дорвалем, еще более невероятное возвращение Ронкаля, его непонятный«нюх» на нее, этот последний танец и, наконец, выпитое вино били ей в голову, иона уже не сопротивлялась, когда проворные руки Дорваля снимали с нее платье.

И только когда она почувствовала прикосновение его губ, онавстрепенулась и ответила глубоким затяжным поцелуем, словно вложив в него всюрешимость и энергию. Француз был явно ошеломлен, он не ожидал такой страсти.Эта ночь была изнурительной схваткой двух соединяющихся начал. Эта ночь былаторжеством женского самолюбия над мужским безволием. Эта ночь была торжествоммужской силы над женской слабостью. Это была ночь, когда исполняются любыемечты и становятся явью волшебные сны. Эта была ночь рождения и ночь смерти.Это была ночь Мужчины и Женщины, его и ее. В эту ночь мир вокруг них пересталсуществовать, словно кто-то стер резинкой все пространство вокруг них, оставивлишь эту комнату, большую кровать и их двоих в самом центре пространства этойчасти Вселенной.

Утром, пока он спал, она тихо оделась и вышла из номера,стараясь не разбудить Дорваля. В отеле стояла непривычная тишина. Она подняласьк себе на этаж, тихо открыла дверь и вошла в номер. Включила свет. И замерла. Вкресле ее номера сидел сам Ронкаль. Он невозмутимо смотрел на нее.

— Когда вы вернулись? — спросила она, устало усевшисьнапротив него.

Он наверняка понимает, откуда она пришла так рано утром, ноне задает никаких вопросов, даже не улыбается. И за это она ему благодарнаболее всего.