Мне пришлось призвать на помощь все свое красноречие, чтобы убедить старика отказаться от поста директора. Я указал ему на его слабые стороны как оратора, составителя документов и химика, и ему пришлось признать, что я прав, а также пообещать, что он не будет занимать эту должность, а уступит ее Альфреду.

Отец ужасен, когда на него найдет; он может довести до белого каления даже камень, и я бы никогда не выдержал все это так долго, как Альфред. Но безотносительно ко всему этому мне не вполне нравится стиль поведения Альфреда. Он горяч и деспотичен, и вот они уже снова повздорили. Слишком уступать старику тоже не имеет смысла, ибо в финансовом отношении он только загубил бы такое хорошее дело. Положение Альфреда, говоря начистоту, очень трудное, однако маме тем более не позавидуешь, ибо она из чувства справедливости берется защищать Альфреда, и потому ей приходится выносить от отца всяческие обиды20.

Весной 2018 года химик на пенсии, специалист по взрывчатым веществам Ларс-Эрик Паульссон выступает с докладом под будоражащим фантазию названием: «Чего Альфред Нобель не знал о нитроглицерине». Узнав об этом с опозданием, я чертыхаюсь. Я, как никто, мечтаю развеять этот туман.

Через несколько недель мы с ним встречаемся в бывшей конторе Бофорского завода взрывчатых веществ на окраине Карлскуги. Стоит чудесный весенний день, небо ярко-голубое, на березах распустились почки. Легкий теплый ветерок проносится над идиллическим историческим ландшафтом. Именно здесь обосновался Альфред Нобель в последние два года жизни. Он купил завод по производству пушек, чтобы начать новое крупное дело, но смерть помешала ему осуществить этот план. По мнению Ларса-Эрика Паульссона, Альфред Нобель ушел, не осознав до конца истинных проблем, связанных с нитроглицерином.

На сегодняшний день на этой территории находится единственный в Швеции завод по производству нитроглицерина, принадлежащий фирме Eurenco Bofors. Директор завода Шарлотта Бустрём рассказывает, что сегодня никто не бегает с чистым нитроглицерином – это исключено даже на территории завода, огороженной колючей проволокой. Нитроглицерин считается таким опасным, что все производство осуществляется в подземных бункерах в нескольких километрах, за бронированными дверями и толстыми цементными стенами. Управляют процессом операторы с пульта, расположенного на безопасном расстоянии.

В 1864 году многого еще не знали.

Внезапно раздается мощный взрыв. Сердце начинает колотиться в груди, но тут меня успокаивают, что это всего лишь испытание бомбы в лаборатории у реки.

Ларс-Эрик Паульссон проработал на этом заводе тридцать пять лет. Нитроглицерин стал предметом его особенно пристального интереса, когда новые измерительные инструменты дали возможность выведать все секреты взрывчатой смеси – того особого спонтанного распада (диссоциации), характерного для этого вещества. Держа руку горизонтально перед собой, он объясняет мне ошибочность оценки Альфреда Нобеля. При комнатной температуре нитроглицерин может храниться целый год, и ничего не случится. Но вдруг – рука Ларса-Эрика взлетает вертикально вверх – нарастающий распад пересекает некий рубеж, и вскоре самовозгорание становится фактом.

«Во время Альфреда Нобеля об этом не подозревали. При температуре в семьдесят градусов взрыв может произойти через несколько дней», – говорит он.

«Этот внезапно происходящий распад нарастает постепенно благодаря влаге, которая всегда присутствует в нитроглицерине, – рассказывает Ларс-Эрик. – Влага постепенно разрушает молекулы. Высвобождается кислота, которая, вступая в реакцию и соединяясь с кислородом, вызывает рост температуры. На этом этапе образуются нитрозные газы, которые, в свою очередь, поднимают температуру, дают новые газы, что в конце концов приводит к самовозгоранию и взрыву».

«Когда нитроглицерин начинает выпускать дым и пену – дело плохо. Если взрывчатая смесь в чем-то заключена, то она рванет на свободу, – поясняет Ларс-Эрик. – Если до этого она была скромна, как овечка, то тут становится опасна, как волк».

Да, многого Альфред Нобель не знал и не мог знать о нитроглицерине.