Относительно недавно назначенный на свой пост посланник Кэмпбелл вскоре начал осознавать, что если Шаффнер что-то ему и принесет, то разве что головную боль7.

В ожидании решения комитета по минам Шаффнер попытался своими силами собрать информацию о новом взрывчатом масле Нобелей. Ему повезло. В том же отеле проживал Роберт Нобель, а Стокгольм в те времена был городом небольшим, так что однажды вечером Шаффнер и Иммануил Нобель оказались за соседними столиками в популярном ресторане Рюдберга. Вот уже несколько лет рестораном заправлял французский повар Режи Кадье, тоже, кстати, работавший в 1850-е годы в Санкт-Петербурге8.

В один из дней вскоре после этого случая Шаффнер сел на пароход до Хеленеборга. Визит получился странноватый. Иммануил не владел английским, Шаффнер не говорил по-шведски, а на этот раз ни Альфреда, ни Роберта рядом не оказалось. К счастью, через некоторое время в дверях возник инженер по строительству железных дорог Адольф Эжен фон Русен, агент Джона Эрикссона. Он пришел к Иммануилу по делу и помог этим двоим объясниться.

По словам графа фон Русена, Шаффнер утверждал, что приехал в Хеленеборг, чтобы купить права на взрывчатое масло Нобеля. Иммануил ответил, что в данный момент не в состоянии заниматься этим вопросом. Он плохо себя чувствует, завален работой, но более всего его отягощают горе и заботы. Если Шаффнер настаивает на своем желании, то придется ему переговорить с сыном Иммануила, Альфредом Нобелем.

Затем граф фон Русен и Шаффнер вместе отправились на пароходе обратно в Стокгольм. Шаффнер заверил графа в честности своих намерений и в том, что он стремится «всячески соблюсти интересы господина Нобеля». Год спустя, когда дело дошло до судебного процесса, фон Русен, давая показания, расскажет о событиях того дня. Он заявит, что ему было совершенно очевидно: Шаффнер «никогда ранее не располагал знаниями об использовании нитроглицерина, и все это было ему совершенно в новинку»9.

В конечном итоге эксперты комитета по минам проявили больше энтузиазма в отношении подводных мин Шаффнера, чем ранее по поводу мин Нобеля. Четвертого октября его величество принял решение вручить Талиаферро Престону Шаффнеру тысячу риксдалеров за его изобретение. В тот же день американец стал кавалером шведского ордена Шпаги и получил его лично из рук короля. Шаффнер даже отужинал с Карлом XV в королевском дворце, прежде чем покинуть страну.

И все же мина Шаффнера исчезла с горизонта так же стремительно, как и появилась. Внезапное возвышение американца, похоже, более всего отражало желание шведского короля выступить посредником в затянувшейся Гражданской войне в США. С самого начала войны Швеция четко давала понять, что симпатизирует северянам. В благодарность за поддержку президент Авраам Линкольн подарил Карлу XV два богато инкрустированных револьвера марки «Кольт» с личной надписью. Подарок был выбран не случайно, все знали, что шведский король коллекционирует оружие. Карл XV радовался как ребенок. В ответ он подарил президенту Линкольну каталог своей оружейной коллекции.

Осенью 1864 года отношение к американской войне начало потихоньку меняться. В кругах шведской аристократии появились сомнения – время шло, а северянам не удавалось положить конец кровопролитию. Может быть, южане столь же сильны? Не слишком ли либеральны призывы северян?

Импульсивный Карл XV имел склонность к сольным выступлениям во внешней политике. Говорят, описание причин войны из уст американского гостя, симпатизировавшего южанам, произвело на монарха сильное впечатление. Если верить Шаффнеру, после ужина они беседовали наедине в библиотеке короля. Король якобы принес карту США и попросил Шаффнера рассказать об истории каждого из штатов.

В письме, написанном несколько лет спустя, американец утверждал, что при той встрече он разъяснил королю: война между Севером и Югом началась не из-за рабства, как все думали, – просто северяне захотели отнять у южан их благосостояние, ограничив их права. После этого Карл XV якобы поставил автограф на фотографии и попросил Шаффнера лично вручить ее в подарок президенту Конфедерации Джефферсону Дэвису. «Передайте ему, что для меня это важно и что я готов в любой момент перейти от слов к делу», – заявил, по словам Шаффнера, Карл XV.

Полгода спустя южные штаты капитулировали. Джефферсон Дэвис получил от Шаффнера фотографию и письмо только через восемь лет, уже после смерти короля Карла XV.

Отправляясь в октябре в США, обласканный королем полковник Шаффнер написал письмо посланнику в Стокгольме Джеймсу Кэмпбеллу, требуя от него связаться с экспертами комитета по минам и через них обеспечить ему доступ к секрету взрывчатого масла Нобеля.

Кэмпбелл ответил суровым отказом. Заниматься промышленным шпионажем такого рода он не намерен10.

* * *

Статья Альфреда Нобеля в защиту нитроглицерина далеко не везде встретила понимание. В анонимном читательском письме, опубликованном в газете Nya Dagligt Allehanda, его обвинили в рекламе – «в ущерб правде» – «прекрасных качеств» своего «глицеринового пороха». Автор предъявил Альфреду и другое обвинение: якобы тот скрывает, что нитроглицерин ядовит. «Надежные анализы показывают, что в нитроглицерине содержится один из самых сильнодействующих ядов; одной капли… достаточно, чтобы вызвать сильнейшую головную боль», – утверждал автор письма, предсказывая, что нитроглицерин Нобеля унесет больше жизней рабочих, чем порох за всю его историю.

В ответной статье Альфред опроверг все инвективы, включая обвинение в рекламе (назвав ее «обманом», которым сам он, по его утверждению, не занимается). Он начинает словами: «Автор письма, похоже, много имеет против меня, но еще больше против правды. Убежденный, что общественность уже по заслугам оценила его надменный тон, я намерен лишь вкратце… остановиться на самых грубых ошибках, допущенных им в письме». К ним, по мнению Альфреда, относилось утверждение, что Нобели что-то скрывают. Альфред заверил: проблемы с головной болью не настолько серьезны, чтобы их можно было назвать неразрешимыми11.

Две недели спустя, 10 октября, начался процесс против Иммануила Нобеля и оптовика Бюрместера. Истцы – родственники погибших и жители изуродованных домов – находились в зале суда. Они, как и журналисты, узнали скорбную весть, что жена кузнеца Андерссона тоже скончалась.

Прокурор Сильверспарре начал с требования признать Нобеля и Бюрместера виновными в несчастном случае, повлекшем за собой смерть шести человек. Были также зачитаны требования компенсации на солидную сумму.

Иммануил Нобель заявил, что в несчастном случае не виноват. В связи с этим он считает себя обязанным возместить ущерб не в юридическом, а только в моральном плане. Он не отказывается, заверил он, но, к сожалению, он сам лишился всего, так что на данный момент денег у него нет. Владелец Хеленеборга, богатый торговец Бюрместер, решил придерживаться другой линии. Он заявил, что понятия не имел о том, что один из его арендаторов, Нобель, производил нитроглицерин, и потому не намерен выплачивать компенсацию12.

Процесс продолжался больше года. Таким запасом терпения стокгольмские журналисты не обладали. Всего через несколько недель драма отошла в тень. Однако прокурор не сдавался. В зале заседаний пылали сильные чувства – гнев и бесконечная скорбь. Просто все это происходило не на глазах у общественности.