Газета, как и многие другие, упустила из виду ту маленькую подробность, что нитроглицерин изобрел Асканио Собреро, а не Альфред Нобель. Однако для создателей нового акционерного общества важнее всего был сам тон статьи – в нем звучало куда больше восхищения, чем ненависти.

В конце концов Вильхельм Смитт нашел хорошее защищенное место для завода в заливе Винтервикен к западу от Стокгольма. В один из первых дней 1865 года он купил окруженный высокими скалами участок, расположенный в глубине узкого залива на озере Меларен. Ему удалось убедить соседей подписать бумагу о том, что они не имеют ничего против производства на этом участке не вполне признанного нитроглицерина31.

До начала производства было еще далеко, однако покупка участка ознаменовала начало нового дела. В первые дни нового года прошли испытания в Тюскбагарберген, и газеты неожиданно отозвались восторженно. Aftonbladet описывала, как опытные взрывники безмолвно стояли в ошеломлении от эффекта одного-единственного взрыва при помощи новой взрывчатой смеси. «Можно было наблюдать, как огромная каменная масса распалась на большие куски и осыпалась. Понадобилось бы значительное количество пороха, чтобы добиться такого же действия».

Все снова представало в радужном свете – если бы не оптовый торговец Бюрместер, который в это время вцепился в Иммануила Нобеля «как пиявка», требуя компенсации и возмещения убытков. Сам он не намерен был выложить ни одного риксдалера. Альфред ходил озабоченный. Он не мог не видеть, как мучает отца перспектива очередной экономической катастрофы.

Когда Иммануила хватил удар, Альфред зашел так далеко, что даже возложил часть ответственности на Бюрместера. Доктор с ним не согласился, но Альфред был совершенно убежден, что несчастье, постигшее Иммануила Нобеля 6 января 1865 года, напрямую связано с постоянными огорчениями отца из-за Бюрместера и непомерных требований последнего по возмещению убытков.

Инсульт, поразивший Иммануила, кровоизлияние, или закупорка сосудов в правом полушарии мозга, по словам Альфреда, произошел «в легкой форме». Однако у Иммануила парализовало всю левую половину тела, после удара в ней отсутствовала чувствительность. Теперь он был прикован к постели и, если верить записям врачей, не мог подолгу бодрствовать и следить за сложными дискуссиями.

Осложнения не проходили. Ответчик Иммануил Нобель больше никогда не переступит порога здания суда32.

Альфред выждал пару недель, прежде чем сообщить братьям об инсульте Иммануила. Видимо, надеялся успокоить их, что паралич проходит, и все снова хорошо. Но Иммануил не встал на ноги. Со временем к нему вернулась ясность мысли, но он так и остался в постели, не в состоянии даже пошевелиться без посторонней помощи. Через пару месяцев после инсульта у него случился новый кризис, с диареей и внутренним кровотечением. В какой-то момент Иммануил настолько ослаб, что Андриетта стала опасаться худшего, и супруги составили общее завещание.

Теперь к неиссякающим требованиям возмещения убытков добавились огромные расходы на круглосуточный уход за Иммануилом. Работоспособность он утратил полностью. На его прошение о пенсии и из Швеции, и из России пришли холодные отказы. За душой у него не было ни гроша, и он по-прежнему находился под следствием.

В последующие месяцы в семье Нобель все больше нарастало отчаяние.

А в Санкт-Петербурге Людвиг по-прежнему сидел без работы. Он уже один раз взял денег в долг, чтобы помочь родителям, и теперь, не имея новых заказов, ничего не мог сделать. У него, как сам он писал, «в избытке» водились «только блины». Роберт, в свою очередь, планировал открытие нового завода по изготовлению нитроглицерина в Финляндии, но не более того. Все надеялись на Альфреда.

Кризис достиг такого масштаба, что семья в Стокгольме не обратила особого внимания на то, что у Людвига и Мины в конце января родилась дочь1.

К несчастью, у Альфреда начались трудности с производством нового взрывчатого вещества, которое по-прежнему происходило на пароме в восточной части озера Меларен. Повседневной работой руководил Т. Х. Ратсман, новоиспеченный инженер, которого нашел и принял на работу Смитт. 26-летний Ратсман делал все, что мог, но через пару недель после Нового года весь Стокгольм сковала невиданная стужа. В своих ежедневных отчетах Ратсман писал, как кислоты замерзали, превращаясь в лед, а глицерин становился «густым, как каша». Альфред понял, что так дальше продолжаться не может. Потребность в глицерине оставалась огромной, клиенты проявляли нетерпение. Для успеха предприятия было просто необходимо в кратчайшие сроки построить здание завода на только что приобретенном участке в Винтервикене2.

В этом вопросе Альфред оказался в полной зависимости от своих инвесторов – не самая выигрышная ситуация. Денег у него не было, контроля над «своим» акционерным обществом – тоже. Правда, ему пообещали большую сумму наличными от Нитроглицериновой компании за его шведский патент, но для ее выплаты требовалось сначала наладить сбыт. Только тогда он сможет вздохнуть спокойно, зная, что «старики» не останутся нищими.

Веннерстрём и Смитт не скрывали, что считают свой вклад в компанию куда более значимым, чем вклад семьи Нобель. Такое отношение постепенно переросло во взаимную обиду между акционерами. Вдобавок ко всему именно Веннерстрём обеспечил Альфреду первый настоящий доход продажей патента в Норвегии в начале 1865 года. Этот эпизод многое говорит о тогдашнем положении Альфреда – в первый, и последний, раз он пренебрег акциями и влиянием на компанию, созданную на основе его изобретения. Он взял всю сумму наличными и получил долгожданные 10 000 риксдалеров.

Дыр, которые требовалось залатать, нашлось немало. Прежде всего нужно было выплатить хотя бы часть долгов Иммануила, чтобы родители могли перевести дух, и передышка могла продолжаться хотя бы несколько месяцев. С большим облегчением Альфред мог теперь написать братьям, что отец стал по крайней мере гораздо спокойнее.

От норвежских денег он оставил себе меньше половины. В его голове складывался все более четкий план. Он отправится за границу. Получит патент в других заинтересованных странах и будет продавать его в обмен на акции и влияние. Если все пойдет удачно, стремительное расширение железнодорожной сети на континенте быстро гарантирует ему большой и стабильный приток денег, в которых так нуждается семья. Но возможности открывались куда большие. Разве иностранные владельцы рудников не придут в такой же восторг от новой взрывной техники, как их шведские коллеги?

Важно, чтобы все произошло поскорее. Легко не будет. У него имелось несколько тысяч риксдалеров, однако надолго их не хватит, если он, как планировал, будет строить завод на континенте. А о кредитах даже речи не шло. Как он писал Роберту, получить заем в Швеции при данных обстоятельствах «труднее, чем достать звезду с неба или, как Мюнхгаузен, совершить путешествие к Луне»3. В одном Альфред был уверен. На этот раз он не станет проявлять ложной скромности. Теперь он намерен основательно разрекламировать свое изобретение, хотя в глубине души считает маркетинг ерундой.