Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рик возражений не принимал, и угощение нёс сам, пропуская мимо ушей заявления, что сумка благодаря рунной вышивке не весила ничего, и ей совсем не тяжело.
«Тяжести тебе таскать нельзя!» — был его вердикт.
Элли, впрочем, была того же мнения, да и Эша, на самом деле, возмущалась чисто для вида.
Забота друга была ей приятна.
Он проводил её до дома, а после исчез в темноте, и даже светлая, почти белая рубаха не выдавала его — вот что значит обученный сайши.
Дае.
Мастер.
В ту ночь ей, кажется, ничего не снилось — умаявшись за день, она заснула раньше, чем голова коснулась подушки.
Так часто с ней бывало.
Ощущение измотанности, тянущая боль в мышцах, и тупая, пульсирующая, в голове — всё это было Эше привычно, обыденно. Элли давала снадобья, что должны были помогать, но настаивала — нужно было просто научиться отдыхать. И высыпаться. Но она высыпалась, правда!
Нынешнее же её состояние накладывало определённые ограничения.
В том числе и в вопросах возможных нагрузок.
Она стала уставать стремительно. Её не тошнило, ноги не отекали, а еда и запахи не вызывали отвращения, но она не знала, чего можно было ждать от каждого следующего дня. Пусть живот сейчас был не заметен, но искорка зарождающейся под сердцем жизни уже была ощутима для всякого сильного сай'нел.
Эша всегда была младшей.
Всегда.
Она видела женщин на сносях лишь издалека, в деревнях деда. Ни одна из её сестёр или снох не подарила своим мужьям первенца, потому примера перед глазами у неё просто не было.
А потому было страшно.
Старшая Мастерица пока не знала о её положении, и Эша планировала скрывать это как можно дольше — лишние вопросы ей были ни к чему.
А они бы возникли.
Чужая жалость ей была не нужна.
Как и чужое сочувствие.
Рик, единственный её защитник, вряд ли мог что-то сделать обидчиком своей дорогой подруги — за самосуд жестоко наказывали, а он уже не раз провинился.
Нового проступка ему могли и не простить.
Подставлять Рика Эша просто не могла.
Потому и не рассказывала ему, единственному родному человеку, как ей было больно и страшно, как после всего она хотела стереть с себя всю кожу, вместе с кровью и невидимой, но так отчетливо ощутимой грязью. Грязной она ощущала себя ещё долго.
Ах, оставшись в доме деда она точно не попала бы в такую ситуацию.
И носила бы сейчас под сердцем ребёнка законного мужа, а не насильника. Впрочем, у избалованных вседозволенностью молодых господ эти две грани часто стирались — она знала тому слишком много примеров.
Да и за время жизни в Диорене — насмотрелась.
Всякого насмотрелась — оборотная сторона жизни яркой и праздной столицы была столь же уродлива, столь и неискоренима.
…Просыпаться Эша привыкла до рассвета. Ещё с детских лет в ней выработали эту привычку, и даже спустя столько времени это оставалось той ниточкой, тянувшейся в прошлое.
Потому, первым, что заметила она, открыв глаза — было уже светло.
Светло.
Она проспала?!
Вторым, что она заметила, было движение какой-то фигуры, которой в её комнате однозначно быть не должно, сбоку. И это точно не периодически наведывавшаяся к Эше кошка.
Третьим — аромат тёплого земляничного пирога.
Проморгавшись, Эша вскочила на ноги, хватая ближайший способный выступить в роли оружия предмет.
Им оказались тяжелые швейные ножницы.
Немая сцена.
Рик, уже в другой рубахе, светлого песочного цвета, с убранными в низкий хвост волосами, замер на месте с крынкой в руках.
Судя по запаху, в ней было парное молоко — она всегда любила пить его по утрам, тогда, в детстве. Теперь же редко выпадала такая возможность — добраться пораньше до рынка было просто некогда, а вечером уже не было того, что она хотела.
— А ещё про меня говорят, что параноик.
— Сам такой! — в голове Эши смешались все её растерянность, радость и злость. Но радости, всё же, было больше.
Рик улыбался.
— А я и не отрицаю.
Эша порадовалась, что уснула не раздеваясь, а то неловкости было бы не избежать — они уже давно не дети. Пока она приводила себя в порядок за ширмой, Рик невозмутимо продолжил накрывать на стол.
Хорошо, что воду для умывания она всегда готовила с вечера.
Вместе с холодными каплями воды, Эша мягким полотенцем стерла с лица последнюю сонливость.
Давно она не чувствовала себя такой бодрой.
— Так… Не объяснишь, как ты тут оказался? — спросила Эша, заплетая уже расчесанные волос в простую косу — пряди пушились, и не собранные прическу, походили на самый настоящий ужас.
В такие моменты она искренне завидовала цишен с их похожими на жидкий чёрный шёлк волосами. Казалось, они вообще не могли спутаться и пойти полной. Но Эша в очередной раз пришлось смириться — кудри южан были частью её наследия, её сути, и ими следовало гордиться, а не тихо ненавидеть, желая обрезать под корень.
— Ты против того, чтобы тебе подали завтрак? — отозвался Рик, и судя по звуку, он перекладывать нарезанный пирог в тарелку. — В юности ты была куда благосклоннее к проявлению заботы.
— Не увиливай.
— Твоя защитная печать хороша, но против воришек и балагуров, любому обученному сайши она на зубок.
— Ну спасибо!
Она вышла из-за ширмы сверкает притворным гневом — руки в боки, сведенные к переносице густые тёмные брови, но в глазах всё равно — луковые огоньки.
Рик рассмеялся.
— Я научу тебя более мощной печати, если тебе интересно.
— Обучишь! Куда ты денешься!
— От тебя, — улыбка друга стала чуть шире, но, словно бы, чуть печальнее, — никуда.
Так они и позавтракали, парным молоком и вчерашним порогом. Со смехом, воспоминаниями о минувших годах и забавных историях, произошедших с ними.
На сегодня у Эши было запланировано немного работы — нужно было всего лишь закончить вышивку последних трёх слов ритуальной фразы. Конечно, она могла завершить все сразу, но если сделать перерыв в трое суток, эффект будет сильнее, а и это стоило ожидания.
Рик заворожённо наблюдал за её работой. За тем, как порхали её пальцы, как сверкали в свете Очей игла и серебряная нить.
В этом была особенная магия.
