Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было для него… ново.
Так себя ощущал Девон, доверяя свою спину Джейа?
Так ощущал себя отец, опираясь на своих товарищей, зная, что они не предадут?
…Теперь Веарди испытывал тревогу — Очи зашли за горизонт, а Рик так и не вернулся из своей отлучки по личным вопросам.
Хотя какие личные вопросы могли быть у бывшего всадника?
А вот гляди ж ты — нашлись.
Впрочем, дае Феан был взрослым человеком, и сам мог о себе позаботиться, так что следовало бы принцу наконец сосредоточиться на собственных проблемах.
А то неприлично заставлять сестру ждать.
«Мне нужно самой увидеть!» — таков был её приговор.
Веарди ждала очередная ночь длинною не в жизнь, но во многие месяцы.
Или годы?
Сколько воспоминаний мальчика Итэша, ставшего уже юношей, он увидел на этот раз?
И что случится, если Итэш… погибнет?
Отец в нём окончательно разочаровался — Итэш впервые на его памяти проявил небывалые настойчивость и упорство, но лишь для того чтобы окончательно убедить своего родителя в нежелании становиться его копией.
Отец не хотел уступать, стоял на своём, но что-то во взгляде сына заставило его сдаться и махнуть рукой.
Может быть пресловутая женоподобность и сходство с матерью в кои-то веки сыграли ему на руку и помогли окончательно убедить отца в бесполезности и бессмысленности затеи сделать из него воина и привить любовь к сражениям.
Итэш питал к ним лишь отвращение…
Как и его мать.
…Её искусство он осваивал теперь гораздо быстрее и успешнее — без необходимости сбегать с тренировок и прятаться от учителей, времени стало на порядок больше, его теперь никто не донимал, не отвлекал.
Спасибо отцу за науку, на учителей тот действительно не скупился, грамоте Итэш был обучен, как и счету, свободно разговаривал и читал на нескольких языках, правда с произношением порою были сложности, но это уже не столь важно. Важно то, что Итэш был образованнее абсолютного большинства людей их мира, за исключением таких же как он господский детей.
А значит, теперь, без воинских наук, занудной политики и истории, у него было по-настоящему много свободного времени.
И — не было.
Он всё ещё учился каждое свободное мгновение.
Дневал и ночевал с книгами матери, изучал язык, на котором те были написаны, «Старшую Речь», методом проб и ошибок постигал колдовское искусство.
Ему нужны были наставники, он это понимал — далеко не всё можно было освоить самостоятельно, гордыней Итэш не страдал, хоть и считал себя гордым человеком. Но до совершеннолетия своего о том, чтобы покинуть остров, да и архипелаг в принципе, можно было даже не заикаться — не пустят. Запрут в доме, да стражу приставят — оно ему надо?
Но и имевшиеся скромные успехи радовали.
Глаза его теперь сияли от внутренней магии, пугая прохожих на улицах, слуг в доме и других господских детей, что раньше не стеснялись его дразнить.
Теперь — они опускали взгляд в пол, пытались быстрее уйти, и никогда не оставаться с ним наедине.
Ну конечно! Ведь колдуны — это жестокие чудовища, жравшие младенцев на завтрак и купавшиеся в крови невинных дев, не так ли? Твари хуже нелюдей, тем хотя бы не чуждо было благородство, даром что тёмные . А колдуны… Бесчестные трусы, выбравшись лёгкий путь к могуществу, коварные и лживые.
Так про них думали.
Так думали про магию.
И про него.
Но Итэшу нравилось. Да, бойтесь его, оставьте его в покое! Не смейте поднять взор, не смейте молвить и слова!
Да, Итэшу нравилось.
И это — самое страшное.
Веарди проснулся к холодном поту.
В этот раз сон был сумбурным потоком мыслей и воспоминаний, полным чужих противоречий.
Веарди тонул в этих своих-чужих эмоциях, захлёбывался.
Холодная вода не была страшна горячекровым шесс'ен, но теплая муть стоячих озёр, провонявшая гнилью, разложением, смертью… это страшно. Грязные глиняные берега всегда пугали Веарди, как и заросли тёмных вонючих водорослей, что цепкими лентами хватали за ноги, не давали свободно двигаться. Паника захлестывала с головой в такие моменты…
Веарди не очень хорошо плавал, и не помнил, чтобы ему доводилось иметь дело с такими ситуациями, он даже не был уверен, что это его собственные ассоциации…
Но сегодняшний сон — гнилая стоячая вода.
Он вынырнул, но вокруг всё ещё пахло тиной.
Веарди больше не задыхался, не терялся в пространстве, но всё ещё жадно глотал душный влажный воздух, не в силах им насытиться.
И только холодные нежные ладони, коснувшись висков, привели его в чувства.
Сестра сидела в изголовье его кровати, взгляд её был полон мрачного любопытства. Но её руки, холодные, всегда холодные, изящные сильные пальцы — то, что держало его в здесь и сейчас.
Якорь.
Око бури.
Сестра протянула чашу с водой, чистой, ключевой, пахнувшей свежестью и зимой, и Веарди пропал к ней жадно, неожиданно даже для самого себя, проливая на рубаху и постель.
Всё, чтобы смыть этот вкус тлена.
Всё.
…Спустя четверть часа брат и сестра снова сидели в обеденной зале и степенно пили чай.
В тишине.
Никко не торопилась со своим приговором, что-то рисуя на принесенной по её приказу бумаге.
Сестра всегда хорошо рисовала.
Лучше всех из императорских детей…
Отец не поощрял её таланта, считая его бесполезным, несмотря на пропагандируемое почтение ко всяким творцам. Мать же, наоборот, стремилась не позволить Никко растерять свой потенциал. Но тоже видела в этом простое увлечение, невинную шалость, девичье увлечение, не приносившее пользы. Ну в конце концов, не быть же принцессе храмовым мастером, что создаёт фрески. Не по чину это.
— Что скажешь? — разбила Никко, наконец, тишину, сосредоточенно что-то штрихуя. — Никого не напоминает тебе этот Итэш?
Верди задумался.
Слишком похожий на свою мать, слишком не оправдывающий ожиданий отца, слишком… много использующий разум, а не грубую силу в качестве оружия человек.
Кто он?
На кого похож?
Слишком на многих.
Ни на кого.
— Тебя.
— Кхм! — сестра поперхнулась чаем и закашлялась. — Вообще-то я имела в виду не это.
— И всё же… Кто этот мальчишка? Почему меня с ним связало?
Измотанность, невероятная усталость, накопившаяся за все эти месяцы, не давала думать, хотелось просто получить ответ и решение.
Неужели это так сложно?
— Ты так и не понял? — Никко была безжалостна, как и всегда. — Ну, тебе же хуже.
Веарди страдальчески воззрился на сестру.
— Я не смогу разорвать эту связь, —
