Бен назначил встречу с Рускэ. Они договорились встретиться в эксклюзивном «Сенатском обеденном зале» в Вашингтоне. Сенатор ел суп с белыми бобами и выпил к нему стакан простокваши. Бен предложил ему сделку: 30 процентов денег фонда должны пойти к привилегированным получателям, 70 процентов – к остальным. Рускэ ответил, что сначала ему нужно все прояснить, а на следующий день позвонил и отказался. Все это начинало раздражать Бена: «Сначала мы выпустили пресс-релиз, восхвалявший Рускэ как образцового государственного служащего. Он был председателем комиссии, занимавшейся этой очень важной проблемой, и мы надеялись, что он, конечно, исправит неравенство в законодательстве». Вместе с этим он обрабатывал ассистента Рускэ, «религиозного и честного человека». Бен пригрозил, что, если все пойдет не так, как хотелось бы, последует еще один пресс-релиз. Бен обнаружил, что Рускэ «владеет собственностью на Вашингтон Авеню, используемой в качестве дома терпимости», и при этом сенатор был известен как ярый противник сцен насилия и порнографии в кино и на телевидении. «Я дал ему знак: не связывайся со мной», – рассказывал Бен.

Вскоре противники встретились в Капитолии, Рускэ только что вернулся с заседания.

– Кто это решил на меня надавить? – спросил он, багровея.

– Сенатор, вы знаете кто, – ответил Бен. – У вас есть свои обязанности, а у меня – свои.

Когда дело дошло до решающего голосования в Юридическом комитете, Бен и сестра Селестина ждали за дверью. Сразу после голосования к ним выбежал Тедди Кеннеди.

– Бен, что ты сделал с Рускэ?

– Я всего лишь поговорил с ним, – ответил Бен.

Кеннеди объяснил, что никогда не видел такой резкой смены позиции. В конце концов организации, которые представлял Бен, получили и новую статью закона, и свои деньги.

Бен имел право на десять процентов от оспариваемой суммы, однако церковь адвентистов седьмого дня была готова заплатить только семь процентов. Бен не хотел «делать различий», поэтому он уменьшил долю для всех организаций. «Все равно оставалось более чем достаточно», – решил он. Протестанты были особым случаем: «Они вообще ничего не дали, они только нажились». Однако Бен был настолько доволен результатом, что устроил вечеринку в итальянском ресторане в районе Гринвич-Виллидж для всех, кто помогал в переговорах.

Эту модель он использовал и в других случаях, обычно с успехом. Бен действовал по принципу: «Если твои требования имеют моральное обоснование, но нет соответствующего закона, то измени закон! А если они не захотят менять закон, дожимай их!» Проще говоря, задай жару противнику, надави на него, подключи общественность! Он на личном опыте убедился, что ради хорошего дела можно бороться с оппозицией до конца и даже публично поставить противника к позорному столбу.

Другой пример его профессиональной вовлеченности касается группы молодых польских женщин, ставших жертвами медицинских экспериментов в концентрационном лагере Равенсбрюк. Здесь он тоже немного «дожал» в решающий момент.

Однажды, уже в 1957 году, в его нью-йоркском офисе появилась «очень красивая леди» и представила ему его новое дело. Кэролайн Ферридей была дамой состоятельной. Через свои связи с различными организациями, оказывающими поддержку жертвам нацизма, она узнала о польских женщинах, которые подвергались жестокому обращению и были изувечены в Равенсбрюке. Немецкие врачи – Герта Оберхаузер и ее коллега – засыпали им песок или разбитое стекло в свежие раны, «просто чтобы посмотреть, что будет». Жертв, с которыми обращались хуже, чем в экспериментах над животными, мучительницы цинично прозвали «кроликами Равенсбрюка». Проблема заключалась в том, что польских узниц исключили из западногерманских компенсационных программ. По политическим причинам ФРГ отказалась оказывать помощь людям, жившим за железным занавесом. «Я всегда чувствовала, что такая дискриминация несправедлива, но не смогла добиться никаких изменений. Немцы были очень упрямы», – рассказала Ферридей. Значит, требовался другой план.

Разве не было подобного случая с японскими девушками, которых пригласили в США на пластические операции после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки? Ферридей вспомнила об этой сенсационной кампании, проведенной по инициативе Нормана Казинса, издателя журнала «Субботнее литературное обозрение»[45]. Еврейский врач Уильям М. Гитциг проводил операции в нью-йоркской больнице «Маунт-Сайнай» при большом участии американской и японской общественности. Теперь Ферридей обратилась к Казинсу и призвала его помочь изувеченным польским женщинам. Бен согласился представлять их интересы на общественных началах. В октябре 1958 года Гитциг отправился в Варшаву, чтобы провести предварительное обследование полек, и вскоре женщины прибыли в Нью-Йорк рейсом авиакомпании «Пан Американ», которая предоставила им бесплатные места.

Вместе с Казинсом Бен организовал кампанию. В аэропорту польских женщин приветствовала пресса, а затем с католической чопорностью их встречали на ступенях собора Святого Патрика. Бен написал черновик для выступления на мероприятии: «Когда речь шла о восстановлении справедливости, я не придерживался религиозных ограничений». Он собрал пострадавших вместе с членами Конгресса и представил их во всех избирательных округах, где проживали выходцы из Польши. «Мы провели с ними тур по Америке», – вспоминал Бен.

Немецкий посол в Вашингтоне обычно не признавал достижений в этом вопросе. Теперь его мнение изменилось. Посол показал Бену копию отчета, который он отправил в Бонн. В отчете он указал, что речь идет не о правовой, а о политической проблеме, которую следует решить как можно быстрее, и рекомендовал рассмотреть вопрос на уровне правительства. Федеральное правительство последовало его совету и занялось «горячей политической темой». Бен отправился в Бонн, чтобы использовать свое влияние на месте. Он пытался преодолеть немецкое сопротивление, заранее оговорив сумму, необходимую для проведения операций. «Я знал, что я не самый желанный гость в Бонне, – рассказал Бен, – поэтому я ждал в приемной на случай, если нужно будет присутствовать на переговорах». Пошли слухи, что правительство готово заплатить, но не станет иметь дела с Беном. Его немецкий поручитель на переговорах вышел и сообщил, что некоторые члены кабинета утверждали, что Бен затеял кампанию, чтобы нажиться, и потому что он коммунист. «Я спрашивал себя, за что они меня так ненавидят», – удивлялся Бен. Чтобы возобновить зашедшие в тупик переговоры, Бен предложил привлечь Международный комитет Красного Креста. Немцы согласились, и Бен вылетел в Женеву.

Красный Крест был готов присоединиться к переговорам. Бен предложил схему, в которой выплаты зависели от тяжести причиненных травм. 22 июня 1960 года Федеральное правительство приняло постановление, согласно которому с 1961 года 75 польских женщин, с которыми жестоко обращались в концентрационном лагере Равенсбрюк, получат единовременные субсидии в размере от 6 500 до 10 000 долларов. Это был запоминающийся этап в политике выплаты компенсаций. Впервые компенсационные выплаты получили пострадавшие, которые находились по другую сторону железного занавеса. План Казинса и Ференца сработал. «Неожиданный результат еще раз показал, что никогда нельзя быть уверенным в удаче. Нужно всегда действовать по принципу: “Просто не оставляй попыток и делай все, что в твоих силах”», – писал Бен в «Историях».