По возвращении в Японию Сиратори, снова ставший «послом в резерве»[39], развернул бурную деятельность. Он использовал любую возможность для пропаганды своих идей, дистанцируясь от официальной позиции. Откликаясь на формулу «сложная и запутанная обстановка в Европе», использованную в заявлении кабинета Хиранума об отставке и на все лады повторявшуюся аналитиками, наш герой писал: «В сложившейся в Европе обстановке нет ничего „сложного и запутанного“. Совершенно естественно, что три недовольных европейских страны — Германия, Италия и Советский Союз — будут сотрудничать, чтобы добиться пересмотра положения, сложившегося в результате Версальского договора. Сотрудничая с Италией, Германия смогла вернуть большую часть того, что утратила в результате Версальского договора, а теперь, пожимая руку Советскому Союзу, возвращает остальное. С другой стороны, Италия нисколько не была вознаграждена за те жертвы, которые понесла в (Первую. — В.М.) мировую войну… Если нынешняя европейская война связана в основном с исправлением односторонних выгод, порожденных Версальским договором, то она не имеет большого значения для Японии. Если же она означает создание нового порядка в Европе вместо старого, то ее значение огромно — в свете того, что Япония в настоящее время делает в Восточной Азии. В этом отношении для Японии самое важное — иметь в друзьях ту державу или державы, которые понимают ее глобальную задачу» (8).

Обратим внимание на принципиально важный вывод о единстве интересов Германии, Италии и Советского Союза в европейской войне. Сиратори стал открыто агитировать за «союз четырех» и необходимое для его создания сближение с Москвой в первом же интервью, данном в день возвращения в Японию (13 октября), чем немало удивил всех знавших о его прежней, крайне антисоветской позиции. Не один только он думал об этом. 2 октября Дрие ля Рошель записал в дневнике: «Вот и снова демократии ждут решений Сталина, Гитлера, Муссолини. Сформируют ли они триумвират?» (9). Выступая за возобновление переговоров об альянсе с Берлином и Римом, Сиратори призвал и к решительному пересмотру политики в отношении СССР, видя в нем потенциального союзника. От идеи союза с Германией и нормализации отношений с СССР он пришел к выводу о необходимости союза с Германией и СССР, то есть создания принципиально новой системы глобального сотрудничества евразийских держав. Исходя из этой логики, он, в частности, утверждал, что советско-германский пакт не только не является предательством по отношению к Японии, но, напротив, может и должен быть использован к ее выгоде (10). Эту же идею Сиратори «озвучил» в Исследовательской ассоциации Сева, созданной в 1933 г. и ставшей «мозговым трестом» реформаторских кругов, которые группировались вокруг Коноэ. Его внимательно слушали во влиятельной Исследовательской ассоциации национальной политики, в элитном клубе выпускников Токийского университета Гакуси кайкан и на собраниях радикально-националистических организаций.

Если в Европе концепцию «союза четырех» первым выдвинул Хаусхофер, то в Японии приоритет на нее бесспорно принадлежит Сиратори. Сам он не раз утверждал, что еще в начале июля 1939 г., до пакта Молотова — Риббентропа, подал в правительство записку о целесообразности такого альянса. По мнению историка Т. Хосоя, этой запиской является сохранившийся в архиве Коноэ (в то время председателя Тайного совета) анонимный меморандум «Меры, необходимые для скорого и выгодного разрешения (Китайского) инцидента», датированный 19 июля 1939 г.

Главная мысль документа: Чан Кайши держится на двух опорах — СССР и Великобритании; если убрать одну из них, а именно советскую, гоминьдановский режим рухнет и «инцидент» благополучно разрешится в пользу Японии. Предлагалось дать советскому правительству следующие гарантии: 1) Германия отказывается от любых посягательств на Украину; 2) Синьцзян, Тибет, провинции Янань, Шэньси и Ганьсу[40] признаются советской сферой влияния; 3) если СССР стремится проникнуть на юг, в Бирму, на это можно согласиться в качестве последней уступки; 4) в случае англо-советской войны Япония, Германия и Италия окажут СССР военную помощь. Как считал автор меморандума, предлагаемый союз не будет уступать англо-франко-американскому блоку ни в дипломатическом, ни в военном, ни в экономическом отношении (11).

Полностью доказать или опровергнуть предположение об авторстве Сиратори пока не удалось, хотя дискуссия об этом не прекращается уже много лет[41]. Содержание меморандума близко к его идеям, хоть и обнародованным несколько месяцев спустя. Именно с этой целью с 24–29 ноября он совершил лекционное турне по провинциальным городам Японии, которое освещалось близкой к армейским кругам газетой «Кокумин». «Лично я не думаю, что судьба непременно вынуждает Японию и Россию воевать» (12), — заявил он в апреле 1940 г., подводя итог полугоду своей борьбы за альянс Токио, Москвы и Берлина. Это писал тот же самый человек, который четыре года назад считал грядущую схватку расы Ямато и славян за господство в Азии абсолютно неизбежной и вызванной именно «судьбой».

Реалии меняются. Менялись и взгляды Сиратори, все более сближавшиеся с позицией Хаусхофера, который в мае 1940 г. писал: «Если страны Восходящего Солнца и Серпа и Молота смогут покончить с взаимным недоверием, они будут непобедимы в прилегающих морях (т. е. в войне с атлантистским блоком. — В.М.)… Чем меньше напряженности будет в отношениях между Японией и Россией, тем меньше шансов будет у англосаксов и Китая навязывать политику „разделяй и властвуй“. Объединившись, Япония и Россия станут непобедимы в Восточной Азии. Монголия, руководимая Россией, Южная Маньчжурия, руководимая Японией, и буферное пространство между ними… могут стать более прочным образованием, нежели все конструкции Версаля» (13).

Сиратори пересмотрел свое отношение и к внутриполитическим реалиям СССР: убедившись в успехах советской плановой экономики., он готов был даже признать превосходство марксизма над капитализмом, который ассоциировался для него с «демократиями». «Заслуга марксизма в том, что он указывает на неразумные черты и пороки капитализма», — примечательное признание для недавнего непримиримого борца с марксизмом. Не отрицая прошлого значения Антикоминтерновского пакта, Сиратори еще осенью 1939 г. заявил, что «большевизм», против которого он был направлен, переродился и что теперь государственный строй СССР принципиально не отличается от существующего в Германии и Италии, а это внутреннее единство — не только наилучшая предпосылка их союза, но основа «нового порядка», противостоящего англо-французскому (разумеется, имелись в виду и не упомянутые Соединенные Штаты). Что же касается Японии, то ее императорская система настолько превосходит все иностранные модели, что союзу с противниками «демократий» имеющиеся различия не помешают.