Светлана чувствовала себя так, как будто вернулась домой. Все оказалось так, как описывал Браджеш: красота Ганга, сады, пыль и семейные дрязги. Она решила не возвращаться в Москву четвертого января, а остаться до двадцатого, когда кончалась ее индийская виза. Ведь в паспорте стояла виза сроком на один месяц, и индийское консульство в Москве согласилось с этим. На следующее утро Светлана написала Смирнову и послу Бенедиктову, поставив их в известность о своих намерениях, и велела Кассировой отвезти письмо в Дели — так она избавлялась от ее надзора. Решив, что ее карьера разрушена, Кассирова долго истерически рыдала, но, в конце концов, сдалась. Когда Светлана начинала настаивать на своем, ее было почти невозможно отговорить.

Светлана снова достигла некой поворотной точки, как уже случалось в ее жизни. После всего напряжения и горестей последних трех лет, всех посягательств на ее личную жизнь она дошла до предела. Должно было что-то измениться, хотя пока она не знала, что именно. Ей очень хотелось бы остаться жить в Калаканкаре. Но как? Она подумала о рукописи. Возможно, она могла бы продать ее, она считала ее не политическим произведением, а семейными воспоминаниями. Но она была уверена, что книга вызовет интерес — ведь она рассказывала о семье Сталина. Она написала Каулю, сообщив, что останется в Калаканкаре дольше, чем было запланировано, и попросила его прислать рукопись.

Суреш и его жена были глубоко тронуты тем, как легко Светлана приспособилась к их повседневной жизни. Когда журналисты просили его рассказать о Светлане, Суреш сказал:

Прежде всего, она была дочерью российского правителя, и мы боялись, что наш уклад окажется слишком простым для нее. Но Светлана была самой простой из всех женщин. У нее не было никаких притязаний или гонора. Она сама делала такую домашнюю работу, которой не занималась моя жена. У нас были слуги, но Светлана сама стирала и гладила себе одежду, помогала мыть и чистить овощи и старалась не доставить нам никакого беспокойства. Мы надеемся, что она вернется. Мы полюбили ее и знаем, что она любит нас.

Светлана полностью отдавалась индийской жизни. Она носила сари и ела вегетарианские блюда, которые готовили в семье Сингхов. Она гуляла по деревне и навещала старых друзей Браджеша, и у нее не осталось заблуждений по поводу сложностей жизни в Индии. Она узнала про кастовую систему с ее неискоренимыми правилами и посчитала ее отвратительной. В доме у Суреша было просто, но у его жены Пракаш было много слуг, потому что каждый имел право выполнять только определенный вид работы. Готовил пищу только повар, брахман по происхождению; другой слуга подносил все, что нужно повару и мыл посуду, но не имел права готовить. Двое слуг были в доме — убирали комнаты и подавали на стол, но не могли есть ту же самую еду. Они также гладили одежду. Они были уже не из брахманов, но и не из самой низшей касты. Полы в доме мыла женщина из неприкасаемых. По закону, касты неприкасаемых уже не существовало, но никто другой все равно не имел права мыть полы и убирать в ванной. Это казалось абсурдным, но все уважали традицию. Когда Светлана начала стирать свою одежду, слуги решили, что она «простого происхождения», но, к ее удивлению, относились к ней очень приветливо. Бедность в Калаканкаре была слишком очевидной. Если бы ей разрешили остаться и она продала бы рукопись, то могла бы основать здесь небольшую больницу и назвать ее именем Браджеша. Светлана очень переживала, что Кауль все еще не выслал рукопись.

Светлана написала в Париж Любе Красиной, жене Эммануэля Д’Астье, с которым она несколько раз встречалась в Москве. Светлана сообщила Любе, что она в Индии, что не хочет возвращаться в СССР, и спрашивала, возможно ли будет издать книгу за границей с тем, чтобы средства пошли на помощь Калаканкару? Посылать такое письмо было рисковано, но куда безопаснее, чем советоваться с кем-то в Индии. Через несколько дней пришла короткая телеграмма из Парижа: «Да, возможно».

На той же неделе второй секретарь посольства Суров приехал в Калаканкар, чтобы увезти Светлану в Дели. Она не поехала. Ему пришлось вернуться без нее.

Между тем премьер-министр Ганди должна была посетить Калаканкар шестнадцатого января. Светлана решила дожидаться ее. Неожиданно она получила письмо от посла Кауля с просьбой вернуться в Дели. Динеш избегал ее. Светлана понимала, почему советское посольство не хочет допускать ее встречи с Ганди. Она ответила Каулю раздраженным письмом и спросила, почему он так и не прислал рукопись. Он что, передал ее в советское посольство? Такое поведение было характерным для Светланы. Когда она чувствовала, что властные структуры начинают ею манипулировать, она обрушивала свой гнев на ближайшего человека, который казался ей замешанным в манипуляциях. Кауль был оскорблен и ответил сухо. Если она считает, что он может предать ее, то их дружбе — конец. Он всегда был с ней искренним. Если бы советское посольство узнало о существовании рукописи, то ее давно бы выдворили из Индии.

Светлана сказала, что планирует оставаться в Калаканкаре до двадцатого января, пока не кончится срок ее визы. Потом она сядет на ближайший рейс в Москву. Но самолет летал только раз в неделю, поэтому уедет она двадцать шестого января. При помощи жены Суреша Сингха Пракаш ей удалось встретиться с Индирой Ганди во время предвыборной кампании. Премьер-министр была очень удивлена, что Светлана хочет остаться в Индии и пожелала ей удачи. Светлане стало ясно, что Динеш двже не упоминал о ее ситуации. Также ей было ясно, что, если Советы не разрешат ей продлить свое пребывание в Индии, то местные власти не будут портить отношения с СССР, помогая ей. Тогда Светлана решила требовать продления визы на основании закона, по которому граждане СССР, навещающие родственников за границей, могут продлить свое пребывание там на два или три месяца. Она написала Косыгину.

В Калаканкаре Светлана часто читала на своей террасе, выходящей на берег Ганга. В библиотеке Суреша она обнаружила книгу «Посольский доклад» американского посла в Индии Чарльза Боулза. Книга была увлекательной и живой. Посол хорошо знал и любил Индию — об этом говорила каждая страница. Интересовался он и работами Махатмы Ганди. Книга так захватила Светлану, что в семье Суреша появилась новая идея: почему бы Светлане не попросить убежища в американском посольстве? Сын Сингха был инженером в Сиэтле. Почему бы ей не поехать в Соединенные Штаты? Потом она получит американское гражданство и сможет вернуться в Индию.

Светлана забеспокоилась. Если хоть слово просочится в советское посольство, у нее будут серьезные проблемы. И, в любом случае, это была не ее идея. Светлана прервала разговор, сказав, что «это неприемлемо для меня» и что «этот путь мне не подходит». Но она все время прокручивала этот план в голове. Мысль о том, что посол Честер Боулз, возможно, понял бы ее и помог, не оставляла. Она часто стала думать об этом, представляя себе здание американского посольства в Дели, мимо которого однажды прошла. Эта идея «появлялась опять и опять, напоминая о себе неожиданно и упорно».

Второй секретарь Суров в третий раз приехал в Калаканкар и, снова раздраженный, отослал ее письмо с просьбой о продлении визы прямо в Москву.

Она знала, что это бесполезно, но так можно было хотя бы оттянуть отъезд. Динеш, наконец, привез ей рукопись от Кауля. Ему было очень любопытно узнать о содержании рукописи. Динешу уже было известно от его жены Наггу, что Светлана писала во Францию. «Пошлете ли вы ее в Париж?» — спросил Динеш, и она уклончиво ответила, что «еще не знаю», «может быть». Светлана сказала Динешу, что если бы в советских официальных кругах узнали о рукописи, то ее немедленно бы отобрали.