К концу сентября положение стало отчаянным. Народ выживал, питаясь ягодами и капустными листьями. Магазины были пусты. Для охраны транспорта, вывозившего овес на экспорт, привлекались войска. Но даже если бы экспортируемое продовольствие осталось в стране, людям едва ли стало бы легче, поскольку у них не было денег, чтобы его купить. Предложение нанимать голодающих на общественные работы забуксовало в Уайтхолле, а затем и вовсе было отложено из-за протестов по поводу сдельной оплаты и низких заработков. Даже государственные выплаты нуждающимся рабочим были нерегулярными из-за нехватки серебряных монет. Истощенные семьи прочесывали поля, но не находили даже крошечной картофелины. Начали умирать дети. В конце октября похолодало, а в ноябре в графстве Тирон выпало 15 см снега. Вдобавок ко всем бедам Ирландии САО перешла в отрицательную фазу, принеся в страну самую суровую на памяти жителей зиму.

Ирландские зимы были по большей части мягкими, и бедняки обычно проводили их в помещениях, отапливаемых торфом. Теперь им приходилось работать на улице, чтобы выжить. В ноябре более 285 тысяч бедняков за сущие гроши трудились на общественных работах. Многие умерли от переохлаждения. Тысячи людей хлынули в города, покинув свои лачуги в глуши и на морских побережьях. Сельскохозяйственные работы остановились: мало кто из крестьян решался возделывать почву, поскольку они не без оснований опасались, что помещики заберут их урожай в счет ренты. Капитан Уинн посетил Клэр-Эбби на западе страны и был потрясен страданиями людей: «Особенно выделялись женщины и маленькие дети, толпы которых облепляли поля, как стая голодных ворон, и грызли сырую репу. Полураздетые матери с возгласами отчаяния дрожали в снегу и слякоти, а их дети кричали от голода»[252]. Съедены были даже собаки.

Мировой судья Николас Камминс из Корка во время посещения Скибберина в западной части страны вошел в лачугу, которая казалась заброшенной, и обнаружил «шесть жутких изможденных скелетов, казавшихся мертвыми… они скорчились в углу на грязной соломе, их ступни были прикрыты чем-то вроде рваной попоны, тощие ноги обнажены выше колен. Я в ужасе приблизился к ним и по тихому стону понял, что они живы, – лежащие в горячке четверо детей, женщина и то, что когда-то было мужчиной[253]. Через несколько минут Камминса окружило более двух сотен голодных людей. Крысы пожирали трупы, лежащие на улицах. Правительство в Лондоне утверждало, что за оказание помощи отвечают «местные благотворительные комитеты», которых на деле не существовало. На рынке Скибберина еды было предостаточно, но у бедняков не было на нее денег.

За голодом неизбежно следовали болезни. Больниц и врачей в сельской местности не хватало, медицинская инфраструктура оставалась крайне неразвитой, а работные дома были переполнены умирающими. Больные лежали на земле. Правительство развернуло палаточные госпитали и приняло другие меры по оказанию помощи – но слишком мало и слишком поздно. От лихорадки умерло в 10 раз больше людей, чем от голода, – так же, как и в 1741 году в Европе.

Несмотря на хорошее лето и здоровые растения, голод продолжился и в 1847 году. Нехватка семенного картофеля привела к тому, что было засеяно лишь около пятой части обычных площадей, так что даже отличного урожая оказалось недостаточно, чтобы накормить народ. Еда теперь стоила на треть дешевле, но бедняки по-прежнему не могли ее купить: не было ни работы, ни заработка. Британское правительство, свято веря в свободный рынок, придерживалось политики минимального вмешательства, как и власти многих европейских стран того времени. Министры полагали, что бедность – дело добровольное, а потому бедняки должны заботиться о себе сами. Ими двигал главным образом страх перед общественными беспорядками и стремление не задеть интересы влиятельных промышленников и торговцев зерном. Финансовый кризис в Англии, вызванный резким падением цен на зерновые и безумными спекуляциями железнодорожными акциями, дал правительству повод прекратить оказание помощи Ирландии, где трупы уже валялись на обочинах дорог, поскольку ни у кого не было сил их хоронить. Люди умирали у ворот работных домов, отчаявшиеся арендаторы убивали землевладельцев. Когда вспыхнуло насилие, власти ввели войска. К концу 1847 года в истощенной голодом и болезнями стране, где царила безработица, было расквартировано 15 тысяч солдат.

В 1848 году после обильных февральских снегопадов наступила холодная весна. Люди надеялись, что зимние морозы предотвратят повторное появление фитофторы, и старались сажать картофель везде, где только можно. Благоприятная погода стояла в течение мая и июня, но в июле стало прохладно и очень сыро. Зараза не заставила себя долго ждать. К августу обозначились масштабы новой катастрофы: сильные дожди побили пшеницу и овес. Урожай картофеля был уничтожен полностью, как и в 1846 году. Тысячи крестьян больше не могли платить ренту и были выселены со своих участков землевладельцами, которые сами оказались на грани банкротства из-за огромных долгов. Все, кто мог наскрести денег, подумывали об эмиграции. Уезжали не только бедняки, но и зажиточные фермеры, потеря которых была ощутимой проблемой для страны. Деревни пустели. Тысячи гектаров земли в окрестностях Баллины в графстве Мейо на северо-западе Ирландии выглядели так, будто здесь проходила война. В Манстере лендлорды не знали, что делать с заброшенными фермами. Нищие селились на пустой земле, но были слишком слабы, чтобы ее обрабатывать. Торговля замерла по всей стране. Магазины были заколочены досками, и «тысячи людей приходили в работные дома, вопия о еде, и не могли получить помощи»[254]. В эти заведения, рассчитанные максимум на 114 тысяч человек, набивалось почти 200 тысяч. Тюрьмы становились убежищами. Отчаявшиеся молодые люди совершали преступления, чтобы их приговорили к каторге. Адвокат Майкл Шонесси сообщал, что многие бедные дети «были почти голыми, их волосы стояли дыбом, глаза ввалились, губы побелели, суставы заметно выпирали». Он восклицал: «Действительно ли я нахожусь в цивилизованной стране, части Британской империи?»[255].

Окончательное число жертв An Ghorta Mór, Великого голода, никогда не будет известно. По данным переписи 1841 года, в Ирландии проживало 8 175 124 человека. В 1851 году число жителей сократилось до 6 552 385. Тогдашние уполномоченные по переписи подсчитали, что при нормальном темпе прироста общая численность населения должна была составить чуть более 9 миллионов. Страна недосчиталась 2,5 миллиона человек[256]. Около миллиона эмигрировало, остальные, в основном на западе Ирландии, умерли от голода и сопутствующих болезней. Вероятно, это весьма осторожные оценки. Крайне непредсказуемый климат, чрезмерная зависимость от монокультуры и безразличие чиновников сообща погубили более миллиона человек в Европе, которая с развитием инфраструктуры становилась все более защищенной от разрушительных последствий голода.