Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 2060 году моим внукам будет около семидесяти; каким будет их мир?
В процессе написания этой книги я обнаружил, что начал смотреть на живописные полотна иначе – с климатической точки зрения. Если отойти от главной темы картины, можно изучить интерьеры домов и сельские пейзажи, рассмотреть сельскохозяйственные орудия и кухонную утварь, полюбоваться прекрасными музыкальными инструментами и проследить за меняющейся, как в калейдоскопе, мужской и женской модой. Весьма вероятно, что на эту моду повлияли постоянные холодные зимы. В послереволюционной Франции женская мода довольно дерзко «обнажала особу», но по мере того, как похолодание вступало в свои права, портные создали теплое нижнее белье для своих клиентов, а также пелерину, которая согревала грудь и скрывала декольте[260].
А еще на пейзажах есть облака. Ганс Нойбергер провел потрясающее исследование: он изучил облака, изображенные на 6 500 картинах, которые были написаны с 1400 по 1967 год и ныне хранятся в 41 художественном музее в США и Европе[261]. Его статистический анализ выявил медленное увеличение облачности с начала XV по середину XVI века, за которым последовал резкий рост облачности. Низкие облака (в отличие от высоких облаков при хорошей погоде) значительно чаще появляются на картинах после 1550 года, но после 1850 года их становится намного меньше. На летних пейзажах художников XVIII и начала XIX века облака обычно занимают от 50 до 75 % неба. Английский пейзажист Джон Констебл, родившийся в Суффолке в 1776 году и прославившийся картинами английской сельской жизни, в среднем изображал облака, закрывающие почти 75 % неба. Его современник Джозеф Мэллорд Уильям Тернер, который много путешествовал и рисовал соборы и сцены из английской истории, поступал примерно так же.
Согласно анализу Нойбергера, после 1850 года облачность на картинах становится немного ниже. Но небо уже не бывает таким голубым, как ранее. Этот феномен Нойбергер связывает как с эффектом тумана, создаваемым короткими мазками кисти (излюбленный прием импрессионистов), так и с возросшим загрязнением воздуха в результате промышленной революции, после которой небо над Европой перестало быть ярко-голубым.
Эти изменения не были простой данью художественной моде: скорее всего, они отражают реальное увеличение облачного покрова. Последние десятилетия малого ледникового периода сопровождались непредсказуемыми климатическими сдвигами. В 1820-х и 1830-х отмечались теплые весны и осени, а в 1826 году наступило самое теплое лето между 1676 и 1976 годами. А в исключительно холодном и дождливом августе 1829 года в долинах Шотландии дождь шел 28 из 31 дня месяца. Наводнения размывали мосты, уничтожали посевы и меняли русла рек. В том же году в Швейцарии впервые с 1740 года замерзло Боденское озеро; после этого оно не замерзало еще много лет – вплоть до жестоких холодов 1963 года. В Скандинавии зима 1837/38 года выдалась настолько суровой, что льды связали юг Норвегии с портом Скаген на северной оконечности Дании и простирались далеко на Запад, за пределы видимости с суши.
В 1840-х происходили все те же непредсказуемые колебания, с несколькими холодными зимами и прохладными летами. Когда над Европой один за другим формировались антициклоны, то наступали теплые летние месяцы с тихой погодой, такие как в 1846 году. Волны жары распространялись с запада вглубь Сибири, где капитаны русских судов на реке Лене с трудом находили главное русло посреди затопленных из-за таяния мерзлоты равнин. Им приходилось лавировать между стволами деревьев и огромными кучами торфа, прислушиваясь к звукам движущегося потока. Порой у борта судна всплывала прекрасно сохранившаяся голова мамонта, вытаявшая из вечной мерзлоты, в которой пребывала тысячелетиями со времен ледникового периода. Люди с удивлением рассматривали мохнатый череп, а затем он исчезал в мутном потоке. После 1850 года температура повышалась медленно и почти непрерывно, поскольку на климат начал влиять новый фактор – человечество.
На Рождество 1814 года серьезный и суровый миссионер по имени Сэмюэл Марсден прибыл в Оихи, высадившись в новозеландском заливе Островов. Он привез с собой «лошадей, овец, крупный рогатый скот, домашнюю птицу и Евангелие». С полным осознанием торжественности момента миссионер объявил любопытным маори: «Я принес вам благую весть великой радости». За полвека эта «весть» изменила жизнь маори и природу Новой Зеландии до неузнаваемости[262].
К 1839 году христианство прочно укоренилось в стране, и межплеменные войны практически прекратились. В тот год миссионеры заявляли, что 8 760 маори регулярно посещают церковь. Этот успех во многом был связан с сельским хозяйством. В 1824 году фермер-миссионер по имени Дэвис основал образцовую ферму в Уэймейте, внедрив на ней передовые английские методы земледелия и скотоводства. Эти методы уже распространились среди маори к тому времени, как сюда хлынул поток европейских поселенцев, спонсируемых Лондонской компанией колонизации Новой Зеландии. К 1843 году в Новой Зеландии проживало 11500 европейцев, большинство из которых обосновались на лесистом Северном острове. Поселенцы продвигались вглубь страны, вырубая деревья и расчищая землю под интенсивное земледелие в европейском стиле. Для культуры маори это имело катастрофические последствия. С 1860 по 1875 год, когда более 4 млн. га земель маори перешло в собственность поселенцев, тысячи гектаров леса и лесных угодий пали под топорами фермеров.
Новая Зеландия была не единственной пострадавшей территорией. В середине XIX века десятки тысяч охочих до земли фермеров иммигрировали в Австралию, Северную Америку, Южную Африку и другие регионы. Они валили миллионы деревьев, расчищая землю под сельскохозяйственные угодья и направляя древесину и топливо на расширение городов и распространение промышленной революции. Долгосрочные экологические последствия этого для планеты были весьма серьезны.
Растущий лес содержит до 30 тысяч тонн углерода на квадратный километр в деревьях и еще больше – в подлеске[263]. Когда деревья валят, бóльшая часть этого углерода попадает в атмосферу. Необработанные луговые почвы содержат до 5000 тонн органических веществ на квадратный километр, половина из которых утрачивается в течение шести месяцев после возделывания. По некоторым оценкам, за 20 лет активного освоения новых земель с 1850 по 1870 год уровень углекислого газа в атмосфере повысился примерно на 10 % – даже с учетом его частичного поглощения Мировым океаном. Содержание изотопов в древесных кольцах калифорнийских остистых сосен свидетельствует об увеличении доли углекислого газа именно в эти годы, когда выбросы от сжигания ископаемого топлива были еще относительно невелики.