Брижит пожаловалась Вадиму, что ей до смерти надоело вечно переезжать с места на место. Она поведала своему Вава, что с Гюнтером они только и делают, что куда-то едут, а вечером еще ни разу не остались дома. Что еще хуже, Брижит больше была не в силах выносить постоянное присутствие посторонних людей. «Мы ни минуты не бываем одни».

Позднее она еще будет жаловаться на то, как провела медовый месяц. «Я думала, что мы будем только вдвоем. А вместо этого он захватил с собой еще десяток приятелей».

Оглядываясь на прожитые годы, Гюнтер считает, что не будет преувеличением сказать, что он открыл для нее другую сторону жизни. «Мне бы хотелось думать, что то была красивая жизнь. Я стремился вырвать Брижит из ее обычного окружения».

Какое-то время Брижит действительно была в восторге от гюнтеровского «ковра-самолета».

Когда он из вертолета осыпал розами «Мад-par» или же распевал для нее серенады, Брижит твердила: «Как он меня любит. Как он меня любит». Но уже через два года она говорила людям, что, в первую очередь, Гюнтера волнует то, какое впечатление он производит.

«Все это время он был озабочен исключительно тем, как бы ему пустить побольше пыли в глаза шаху Ирана или важным швейцарским банкирам».

Сегодня он не может слышать подобные заявления без смеха: «особенно, если учесть, что я встречался с шахом всего пару раз, и, если не ошибаюсь, второй раз она была со мной в Сен-Морице. Когда она сердится, от нее можно услышать что угодно, в хорошем же настроении она заявит нечто совершенно противоположное. Что же касается швейцарских банкиров, вы можете мне не верить, это ваше право, но уверяю вас, уж если я кого не выношу, то это банкиров, и сделал все, чтобы ни разу в жизни не встретиться ни с одним из Швейцарии».

По собственному признанию Закса, Вадим предупредил его, что жизнь с Брижит — отнюдь не сахар. Закс со всей откровенностью готов признать, что брак с ней — это самые бурные три года в его жизни.

«Никому не пожелал бы быть ее мужем. Невозможно предугадать, какой фортель она выкинет через десять минут. Да ей самой это неизвестно. Ее настроение меняется каждую минуту. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. То она на седьмом небе от счастья, а уже через пару секунд ей белый свет не мил. Мне порой начинало казаться, что она того и гляди свихнется. Под конец я не мог избавиться от чувства, будто в воздухе постоянно витает угроза нервного срыва или даже самоубийства. Такое впечатление, будто у нее вот-вот сдадут нервы».

Закс повторяет, что испытывал к Брижит глубокое чувство и что их совместная жизнь в самом начале была полна романтики. «Наш брак омрачало лишь одно обстоятельство — ее расшатанные нервы. Нас с ней приглашали к обеду, и она говорила: «Как здорово», но уже через полчаса она впадала в панику и отказывалась выйти из дома. Или же ей хотелось пойти, но она не могла себя заставить. И дело не в том, что это якобы были типичные для кинозвезды капризы. Просто ее никуда не годные нервы брали над ней верх. Такое не каждый выдержит. Допустим, вы ложитесь спать и все прекрасно, а наутро, проснувшись, она почему-то дуется на вас. Знаете, всему есть предел».

В конце концов, они оба решили, что с них достаточно.

«Что касается меня, — рассуждает Брижит, — то в моем представлении удачный брак, то есть такой, когда людям удается избежать почти что неизбежного однообразия супружеской жизни, бывает при условии, когда два человека целиком и полностью отдают себя друг другу. Однако наша с Гюнтером совместная жизнь вряд ли отвечает этому идеалу. Его жизнь построена на компромиссах, и он не способен расстаться с прошлым. Он пытается втянуть меня в светскую жизнь, которую я ненавижу и неизменно всеми силами старалась избегать. У нас противоположные вкусы. Он обожает все шикарное и громкое, он обожает, когда его снимают, когда о нем говорят и пишут. Когда он делает мне подарок, то это непременно должно быть нечто грандиозное, в то время как я бы предпочла обыкновенный брелок для ключей, лишь бы он только был выбран с любовью».

11 декабря 1968 года, накануне отъезда в Лондон на премьеру «Шалако», Брижит объявила: «С замужеством покончено. Я хочу жить своей жизнью, и того же хочет мой муж. При желании он может подать на развод».

Что он и сделал. 7 октября 1969 года в Филизюре суд округа Альбула, кантона Грисон в Швейцарии, признал брак Бардо и Закса расторгнутым.

Однако судьба еще не раз сведет их вместе.

«Нет ни малейшего сомнения в том, что Гюнтер был слишком к ней привязан и окружил ее теплом и заботой, — говорит Боб Загури, человек, от которого Брижит ушла к Заксу. — Даже когда их брак оказался не столь удачным, как они оба надеялись, он все равно еще несколько лет оставался с ней».

В некотором смысле Загури поступил точно так же. Телешоу, которое они сделали вместе с Брижит, позволило ей — с песнями и танцами — войти в дома миллионов французов, появившись на малом экране, но сохранив при этом все очарование большого экрана. Она была забавна, она была счастлива, ей было весело.

В качестве ее музыкального режиссера был приглашен один из лучших музыкантов Европы — Клод Боллинг.

По словам Боллинга, Брижит пела всю свою жизнь, однако пение ее было любительским, ему недоставало профессионального мастерства. И хотя оно вполне могло сойти в компании друзей, расположившихся вокруг пианино, Боллинг без обиняков заявил Брижит, что такое вряд ли простительно тому, кто стоит перед большим оркестром на экране общенационального телевидения. Он убедил ее, что она не имеет права выйти вместе с оркестром и запеть как кинозвезда. Он заставил ее петь как настоящую певицу.

«Клод подтолкнул ее, — поясняет жена Боллинга, Ирен. Между прочим, это та самая женщина, что помогла познакомить Брижит с Дистелем. — Кстати, это оказалось не таким уж легким делом, ведь она привыкла получать комплименты от своих прихлебателей. Они прожужжали ей уши своими комплиментами. Брижит склонна остерегаться людей, которые утверждают, будто им от нее ничего не нужно; что же касается прихлебателей, то они не внушали ей особых подозрений. Клод заявил ей, что если она серьезно надумала петь, то ей придется как следует над собой поработать».

Она прислушалась к его совету и вскоре вошла во вкус.

«Пока ей