Он сидит, заткнув указательными пальцами уши и широко расставив локти, и раскачивается взад-вперед в своем кресле. Щелк-щелк-щелк. Оливия смотрит на экранчик своей камеры. Взгляд у мальчика отсутствующий, расфокусированный.

Музыканты заканчивают играть очередную песню, и мать мальчика подходит к столику проведать его. Она целует его в макушку. Щелк. Щелк. Щелк. Женщина возвращается на танцпол. Мальчик продолжает раскачиваться, по-прежнему затыкая пальцами уши.

Гремит музыка. Людям приходится кричать, чтобы поговорить друг с другом. Голос певца, усиленный микрофоном, рокочущие басы, сотня людей, перекрикивающих друг друга, чтобы быть услышанными, танцы, огни, запах дыма — всего этого слишком много. Этот маленький мальчик сражается с валом раздражающих стимулов извне, изо всех сил стараясь отгородиться от них, раскачиваясь, чтобы создать себе свой собственный стимул — успокоительный мерный ритм, — убаюкивая себя, как в колыбели.

Отец подходит к столику и садится рядом с сыном. Щелк. Щелк. Щелк. Мать возвращается к столику, разгоряченная и счастливая. Она что-то говорит мальчику. Он раскачивается и не смотрит на нее. Она тянет мужа за руку. Тот улыбается. Щелк. Щелк. Они возвращаются на танцпол.

Оливия чувствует, как внутри у нее все сжимается, и вдруг понимает, что все это время сдерживала дыхание. Она делает выдох. Все это хорошо ей знакомо. Она была на месте этих родителей. Этот чудесный маленький мальчик сможет выдерживать это все лишь ограниченное время. Что для всех остальных праздник, для него мучение. Ему тут совершенно невесело, и Оливия думает, что лучше бы его родители оставили его дома с няней, ну или, по крайней мере, не засиживались на вечеринке слишком долго. Но с другой стороны, ей более чем понятно их желание не исключать его из жизни, нарядить его, как всех остальных мальчиков, приглашенных на свадьбу, и взять с собой, рискнуть и остаться еще на одну песню, повеселиться и развеяться самим, в кои-то веки выбраться куда-то вместе, всей семьей.

Они с Дэвидом в конце концов перестали брать Энтони на свадьбы, дни рождения и праздничные вечеринки, потому что проще и безопаснее было оставить его дома, чем рисковать получить публичную истерику. Аутизм и шумные вечеринки плохо совместимы, и если родители этого мальчика задержатся здесь слишком надолго, ничем хорошим это не кончится. В какой-то момент раскачивания в кресле с заткнутыми ушами станет недостаточно, и его нервная система пойдет вразнос, не в состоянии ни секунды больше выносить это безумие. Он или устроит истерику, или сбежит прочь. Борись или беги.

Оливия полагает, что родители мальчика понимают весь этот расклад лучше, чем кто-либо еще, и хотя она, вновь сдерживая дыхание, переживает за их сына, она в то же самое время болеет за них, надеясь, что им удастся протанцевать хотя бы еще один танец, еще немного побыть просто мужем и женой, прежде чем запал этой невидимой бомбы сдетонирует и весь их мир превратится из чудесного вечера на свадебном торжестве в мучительную эвакуационную операцию. Но пока что они танцуют, явно позабыв про тлеющий запал. Оливия с беспокойством смотрит на часы, понимая, что время поджимает.

Музыканты меняют ритм и принимаются играть медленный танец. Отец мальчика притягивает жену к себе, и она утыкается лицом ему в шею. Они покачиваются туда-сюда, не сходя с небольшого пятачка танцпола, и, хотя их со всех сторон окружает толпа людей, видно, что они всецело сосредоточены друг на друге и на том ритме, в котором танцуют, как будто на всем свете не существует больше никого, кроме них двоих. Щелк. Щелк. Щелк.

Оливия опускает свою камеру и смотрит на эту пару без разделяющего их объектива. Горло у нее вдруг перехватывает от накатившей волны эмоций, и ей приходится несколько раз сглотнуть, чтобы загнать эту волну обратно глубоко внутрь.

Дэвид.

Ну почему они не смогли так? Почему не смогли держаться друг за друга и отгородиться от всего остального мира? Почему не смогли покориться тому, чего не могли контролировать? Почему у них не хватило мужества радоваться жизни, в которой присутствовал аутизм? Она хотела этого и, пожалуй, в конце концов пришла к этому, но ей потребовалось слишком много времени. К тому моменту, когда она готова была танцевать, музыка перестала играть.

Она смотрит на столик мальчика. Его там нет. Паника затапливает каждую ее клеточку, на секунду парализуя ее, но потом включается мощный и натренированный инстинкт.

Где выходы? Она бросает взгляд на двери отеля, которые ведут на парковку. Он хочет домой, а туда надо ехать на машине. Машина — это нечто привычное и безопасное. Хотя, может, они остановились в отеле. В любом случае ему пришлось бы протискиваться сквозь толпу людей, снующих туда-сюда, чтобы воспользоваться туалетами, слоняющихся в шумном вестибюле возле швейцара и стойки регистрации.

Она смотрит в другую сторону, туда, где нет людей, шатра и всего этого шума, на лужайку, за которой начинается извилистая тропка, ведущая к лестнице на пляж, к бухте, к воде. Если бы на месте этого мальчика был Энтони, он убежал бы именно туда.

Забыв обо всем, Оливия бросается бежать. Каблуки ее туфель увязают в мягкой почве ухоженной гостиничной лужайки, замедляя ее бег. Она сбрасывает их и босиком мчится к холодным каменным ступеням, молясь, чтобы он оказался там, когда она завернет за угол и увидит пляж.

Глава 26

Бет выглядывает из окна кухни, провожая взглядом уезжающих Джимми и девочек и чувствуя себя брошенной. Уже практически вечер субботы, а примерно с час назад к ним заехал Джимми, сообщил, что у него сегодня выходной, и предложил свозить девочек на прогулку на ферму Бартлетта, а потом куда-нибудь поужинать. Бет поначалу колебалась, отпускать их или нет, не потому, что у них были какие-то неотложные планы на вечер, а потому, что ей было обидно, что ее не позвали.

Хотя в последние месяцы такие внезапные появления Джимми выбивали Бет из колеи или злили, сегодня она получила от его компании неожиданное удовольствие. Он вытер ноги, прежде чем войти в дом, заменил перегоревшую лампочку в люстре в гостиной, пообещал разобраться с засорившимся дымоходом и расспросил каждую из девочек о том, как у них дела в школе. А еще он задал Бет множество вопросов об аутизме и о книге, которую она пишет. Он был внимателен, полезен и искренне вовлечен в разговор.

Перед тем как они уехали, Джимми с гордостью сообщил Бет о том, что сделал домашнее задание доктора Кэмпбелла, и был явно задет за живое, когда она призналась, что