по холке. Такое знакомое ощущение короткой шерсти и мускулистого тела под ней…

Я вскочил в седло быстрее, чем понял, что сделал это, мои пальцы сжали поводья так же уверенно, как прежде сжимали рукоять топора.

Ну что ж, мое тело опять знало, что делать, куда лучше, чем разум.

Но как быть с предстоящим разговором? Если бы я мог забыть об архивистах, узнавших во мне внука даны Энхард, забыть о встрече с Вересией. Если бы я мог поверить, что ничего этого не было, то не выдал бы себя ни мимикой, ни жестами.

Может быть, я действительно мог забыть? Хотя бы на несколько часов?

Амана что-то объясняла Зайну, показывая по сторонам, Кастиан ехал с ними рядом, слушая ее даже с большим интересом, чем мальчик, шеновцы молчали. Со мной никто не заговаривал, никто не отвлекал.

Я мысленно вернулся в самый первый день моей новой жизни и начал выстраивать иную последовательность событий, стирая все, что прямо или косвенно могло выдать мою идентичность как Кентона.

Я стер все свои рассуждения, относившиеся к этой версии моего происхождения. На всякий случай я стер даже факт, что очнулся на поле битвы в момент движения, — вдруг он мог навести данов аль-Ифрит на ненужные мысли.

Еще раз пройдясь по событиям первого дня своей жизни и убедившись, что пробелов в них нет, я приступил к самому важному — заставил себя поверить, что именно эта версия была настоящей.

И пусть эта вера сохранится до — я взглянул на утреннее небо — скажем, до ночи, до захода луны.

Глубокий вдох, выдох.

Да, именно так все и было.

Это настоящая реальность.

Я ощутил, как уходит напряжение из шеи и плеч, как чуть меняется моя посадка, как возвращается спокойствие.

Я ведь расскажу правду?

Мне ведь нечего скрывать?

Верно?

Верно.

Глава 27

— Амулеты на тебе? — вполголоса спросила Амана, когда мы перешли с широкой дороги, ведущей к городу, на более узкую, проложенную в обход городских стен.

Я кивнул. После ритуала избавления от скверны я не снимал амулеты ни на мгновение. Даже без топора мое демоническое наследие должно было продолжать излучать скверну. Проверять, насколько быстро наступить одержимость, не хотелось.

— Хорошо. Приметь место, какое не забудешь, и оставь пауков. В имении они вызовут проблемы.

Я не стал уточнять, какие именно проблемы — и так было ясно, что никто из аль-Ифрит не обрадуется, обнаружив в своем доме источник демонической скверны.

Место, где я приказал паукам зарыться в землю, я запомнил, хотя особой необходимости в том не было: где бы они ни находились, я мог видеть их глазами и управлять ими.

Имение аль-Ифрит оказалось небольшим замком на вершине пологого холма. Подножие этого холма было засажено фруктовыми рощами, а вот склоны выглядели странно голыми.

Впрочем, когда мы поднялись выше, стало понятно, что, за исключением дороги, все пространство склонов покрывала запекшаяся корка земли, в широких трещинах которой виднелось что-то красное и почти живое. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать — это красное было расплавленной лавой, хотя исходящего от нее жара я и не ощущал. Вероятно, вдоль дороги стоял защитный барьер, держащий температуру воздуха комфортной.

Интересно, раз у каждого Старшего клана помимо всем известных внешних способностей имелись внутренние, не было ли то же самое верно и для защит? Что еще, помимо лавы, в общем-то ожидаемой от потомков огненного демона, аль-Ифрит подготовили для своих врагов?

Тут мне вспомнилось имение Старшей Семьи Дасан. Какие защиты были там? Я не заметил ничего, кроме Завесы. Или Гаргунгольм съел их все?

— Это не похоже на главный вход, — подал голос Кастиан. Я моргнул, отвлекаясь от мыслей, и посмотрел наверх. Дорога перед нами была оживленной, но ехали по ней в основном селяне в телегах с продуктами, с бочонками, с сеном. Иногда попадались люди в однообразной одежде, как идущие пешком, так и верховые. На этих был камзол немного необычного кроя и штаны, и то, и другое темно-серого цвета с красными вставками — очевидно, форма.

— Естественно не главный, а для слуг, — отозвалась Амана. — Сегодня собрание глав Младших семей с востока, они все едут через главные ворота. Думаешь, я могу явиться перед родней в таком виде?!

Столько возмущения было в ее жесте, которым она показала на свой простой походный костюм, что я не удержался от смешка. Возмущенный взгляд перешел на меня.

Так, что-то надо было сказать, и побыстрее.

— Ты прекрасна в любом наряде!

Это было, собственно говоря, правдой.

Взгляд Аманы смягчился.

— Что бы ты понимал, льстец, — проворчала она, отворачиваясь. Зайн посмотрел на меня, на мать, захихикал — и тут же получил от Аманы подзатыльник. Жаль, что беззвучно смеющийся Кастиан ехал от меня слишком далеко и своего подзатыльника избежал.

За воротами обнаружилась пара стражников, проверяющих всех въезжающих, и еще один человек, лет сорока на вид, сидевший чуть поодаль и аккуратно счищающий ржавчину со старого ножа. Выражение его лица было скучающим и одет он был не в привычную уже серую форму, а в темно-синюю одежду, напоминающую мантию Кастиана, в которой принц был, когда я нашел его в проклятом лесу. Правда, у этого человека мантия выглядела более дешевой по материалу, более простой по покрою и более удобной для движений.

— Стойте! Сильное заражение демонической скверной! — человек в темно-синей одежде так стремительно вскочил на ноги и приблизился к нам, что показалось, будто он переместился в пространстве. Короткий повелительный жест, и к двум стражникам моментально добавился еще десяток, и эти были вооружены арбалетами. Правда, направить их на нас они не решились. Судя по опасливым взглядам, Аману узнали.

Я окинул мысленным взором свое имущество, но не смог вспомнить ни о чем, что могло быть заражено. Я избавился от топора, я оставил пауков, я носил амулеты, которые должны были очистить не только меня, но и все мои вещи, если часть скверны на них все же попала.

Аману между тем сверлила взглядом человека, преградившего нам дорогу.

— Объясните толком, светлейший!

Светлейший?

О, точно!

К кому еще будут так обращаться, как не к жрецу Пресветлой Хеймы?

А еще я вспомнил слова Аманы о том, что жрецы единственные безошибочно определяли демонов и одержимых демонами. Значит, и скверну они тоже видели.

— Прошу прощения,