А еще, когда он оставался один, в голову лезли разные мысли, и все почему-то грустные. Война оказалась совсем не такой, как он ожидал, и то, что раньше было увлекательно, стало либо скучным, либо невозможным, а скучное – еще скучнее. Потом отец… О нем вообще думать не хотелось. Как он мог уехать и оставить их с Клэри ни с чем? (Зоуи со своим дурацким ребенком, которого она сделала нарочно, не считаются.) Что-то в семье стало много смертей, подумал он. Сперва мама, потом отец исчезает без предупреждения. Следующая будет Эллен, не иначе.

На него нахлынуло желание побыть одному. Глядя на голову Лидии, склоненную над тетрадкой, он уже пожалел, что затеял все это – ничего хорошего не выйдет.

– …блевотина звучит ужасно противно, – говорила меж тем Лидия. – Я, конечно, могу и ее написать, но не буду. Мне интересно только, если это страшное ругательство.

– Да я-то знаю и похуже, но ты еще слишком маленькая. – Ему стало совсем скучно.

– Я тебя уже почти догнала – в ноябре мне будет девять.

– Но сейчас тебе всего восемь, да к тому же ты еще и девчонка!

Для того чтобы от нее сбежать, пришлось выбираться из старой машины и прыгать прямо в крапиву, но ему было так скучно, что оно того стоило. Он побежал от нее, мелькая в траве обожженными ногами, пока ее вопли не сделались смешными. В саду он нашел листья щавеля и натер ими ноги до зеленых полос, затем улегся в высокую траву и стал думать, чем бы заняться. Можно, к примеру, совершить плохой поступок. В школе они с Хокинсом заключили пари: кто больше натворит за каникулы. Победителю доставалась половина карманных денег проигравшего за семестр. Чтобы избежать споров, они разработали целую систему баллов: за незначительный проступок (взрослые сердились и велели больше так не делать) один балл. За более серьезный (наказание) – два. Дальше сложнее: придумать что-то новенькое, чего никто никогда не делал, и получить суровое наказание – три балла. И наконец, самое лучшее и самое сложное: натворить то, чего никогда не делал, и не попасться – за это начисляются пять баллов. «А как мы проверим, что другой не соврал?» – спросил он, и Хокинс напомнил ему про понятия чести и благородства: если настоящие друзья предают друг друга, они попадают в ад – верное дело. Он был на шесть месяцев старше, с ярко-рыжими волосами. Летом на носу скапливались веснушки, так что он становился желтым. Его кусала змея, и он выжил, а еще он заходил в камеру ужасов Музея мадам Тюссо и видел там жуткие вещи. Из скучного у него были только фокусы: всегда видно, как он это делает; однако он продолжал тренироваться на всех, кто под руку подвернется; Невиллу, как его лучшему другу, приходилось брать на себя львиную долю. В остальном с ним было ужасно весело.

Тут ему в голову пришла блестящая идея, и он отправился ее выполнять.

* * *

– Он меня так напугал! – Айлин приложила руку к груди, словно в подтверждение. – Я пошла туда поискать свою метелку, думала – там оставила. Вхожу, глядь – а он на столе танцует в чем мать родила, с клюшкой мистера Хью. Ну не знаю… – Она сделала глоток чая, подкрепляясь после нервного стресса. – Занавески все задернуты, лампочки на столе зажжены – я так перепугалась! Побежала искать Эллен, да не нашла – пришлось идти за мисс Рейчел. Не следовало ему снимать одежду – большой ведь уже мальчик!

– И что будет дальше… – Миссис Криппс покачала головой и вернулась к просеиванию хлебных крошек. – Скучает по отцу, бедный малыш.

В кухне воцарилось молчание. Эди из уважения к рассказчице перестала мыть посуду, задумалась и уронила на пол большое блюдо, за что получила нагоняй от миссис Криппс.

* * *

– Это было ужасно смешно, я еле сдержалась, – рассказывала Рейчел матери. – Слава богу, он не повредил ткань. И как ему только в голову пришло?!

– Пытается привлечь к себе внимание, – спокойно отозвалась та. – Ему не хватает отца. От Зоуи в этом плане никогда не было толку, а Клэри, с одной стороны, слишком мала, а с другой – слишком выросла, чтобы его утешить.

Они поглядели друг на друга, думая об одном и том же.

– Может, вывезти его погулять? – предложила Рейчел.

– Разумеется, только не сегодня – пусть не думает, что танцы на бильярдных столах заслуживают награды. Пожалуй, надо попросить Хью поговорить с ним как следует.

* * *

Подходя к дому, Зоуи издали услышала крики Джульетты и перешла на бег, изрядно запыхавшись. Она еще в Милл-Фарм чувствовала, что запаздывает: грудь наполнилась и отяжелела, но уйти было невозможно: пришлось читать бедняге до тех пор, пока сиделка ее не освободила. А что, если Эллен оставила Джульетту одну? А вдруг малышка выпала из кроватки и ушиблась? В спешке Зоуи зацепилась кофтой за калитку и порвала карман. В холле она чуть не столкнулась с Айлин, несущей поднос с приборами в столовую. К тому времени, как она добралась до верхнего этажа, в боку закололо.

Эллен ходила по комнате с Джульеттой на руках: вся красная, малышка издавала яростные вопли.

– Всего лишь голодна, – успокоила ее Эллен. – Наша маленькая мисс любит кушать регулярно, по часам.

Зоуи устроилась в кресле с высокой спинкой, расстегнула блузку и бюстгальтер, вытащив влажную подкладку. Приняв у Эллен дочку, напряженную и потную от ярости, она устроила ее поудобнее в изгибе локтя. Малышка вслепую задвигала головой, нашла грудь и тут же расслабилась, на маленьком личике появилось умиротворенное выражение.

– Не давайте ей торопиться, – посоветовала Эллен с подобающей долей восхищения в голосе, и Зоуи на минутку оторвала взгляд от ребенка и улыбнулась.

– Ладно.

Эллен протянула ей сухую подкладку под вторую грудь и, хромая, вышла из комнаты – ревматизм все больше давал о себе знать.

Зоуи погладила влажные волосики, и глазки ребенка, доверчиво смотрящие на нее, легонько моргнули. Ее кожа приобрела восхитительно розовый оттенок, крошечные голые ножки скрючились от удовольствия – ей захотелось схватить одну и поцеловать, но она понимала, что это вызовет возмущение.

– У тебя вдовий хохолок, – сказала она, в очередной раз перебирая список многочисленных совершенств малышки. Шелковые бровки, изумительные, широко расставленные глазки – все еще цвета мокрого грифеля, но, говорят, скоро изменятся. Крошечный носик, очаровательный ротик цвета вишни, рыжевато-золотистые волосики… Настало время вызвать отрыжку. Она подняла ребенка и прислонила к плечу, поглаживая спинку. Та немножко покряхтела и срыгнула лишний воздух – идеальный младенец.

Это Дюши посоветовала ей ходить в Милл-Фарм ухаживать за ранеными; напуганная своей безмерной поглощенностью ребенком, она согласилась. Дюши всегда была к ней добра, и Зоуи очень ее уважала. Это она рассказала ей о Руперте – через два дня после рождения Джульетты, когда пришло молоко. Зоуи поплакала слегка, без надрыва: новости казались нереальными, слишком далекими и туманными, чтобы прочувствовать то, чего от нее явно ожидали – смятение, робкую надежду, постепенно угасающую с течением времени. Она не смогла принять идею его гибели – не могла или не хотела думать об этом. Неизвестно, поняла ее Дюши или нет, однако не стала выжимать из нее ответную реакцию и оставила в покое. Был один момент, в присутствии Клэри, когда ее вдруг охватило ужасное чувство реальности, но она поспешно его отогнала, укрылась в настоящем, в счастье материнства.