Голоса призраков ничего не сказали. Они молчали уже пару часов. Минти заварила себе чай в красивой, белой, чистой кружке и съела плюшку — она лично наблюдала, как продавец в перчатках брал плюшку длинными щипцами из нержавеющей стали из закрытой витрины и клал на белую тарелку с белой салфеточкой. Вымыв кружку и тарелку, она вытерла их полотенцем, надела чистый белый кардиган и перешла через Харроу-роуд, направляясь к кладбищу. По пути Минти встретила Лафа, Соновию, маленькую девочку и жену Дэвида Лорен, которые возвращались домой в машине Лафа. Они помахали ей из открытых окон. Волосы Лорен заплела в параллельные косички, а на ногти приклеила изображения цветов — неподобающий вид для жены врача.

Кладбище было очень зеленым, покрытым буйной растительностью; из травы выглядывали маргаритки, а по старым камням карабкался свежий зеленый мох. На другом берегу канала виднелся наполненный газгольдер. Иногда он бывал почти пустым и напоминал скелет самого себя, вроде тех, что лежат под землей в гниющих гробах. Минти пошла по дорожке среди падуба и хвойных деревьев; плющ карабкался по заросшим мхом поваленным ангелам и покрытым лишайником мавзолеям. На некоторых могильных плитах был вырезан каменный плющ, а поверх него вился настоящий. И ни одного посетителя. Именно здесь, на пересечении двух дорожек, она встретила Джока, который шел к ней в своей черной кожаной куртке. Минти была уверена, что больше его не увидит. Она уже не молилась Тетушке — после такого-то обращения — и не приносила цветов на могилу.

Это оказалось непросто, потому что до появления Джока у Минти, кроме Тетушки, никого не было. Соновия как-то заметила, что Тетушка у нее вроде Бога, и присутствовавший при этом Лаф возразил, что так нельзя говорить, поскольку Минти не поклоняется Тетушке, не молится ей. На самом деле она молилась, но не могла в этом признаться; вернувшись домой, она опустилась на колени и принялась молиться. Минти пребывала в растерянности и не знала, как поступить: благодарить Тетушку за то, что она умерла и оставила ей дом, или жалеть, что ее нет в живых. В каком-то смысле ее второе желание сбылось.

Гвоздики и гипсофила, которые Минти оставила на могиле две недели назад, теперь завяли и стали бурыми. Вода в вазе тоже была бурой, и ее осталось не больше дюйма. Минти вытащила засохшие цветы, вылила воду на землю и вернула вазу туда, где ее нашла, на могильную плиту перед памятником какому-то старику. Солнце пригревало, и она повернула лицо к его мягким послеполуденным лучам. Минти ждала, что Тетушка или миссис Льюис что-нибудь скажут. Теперь Тетушка почувствует, что значит никаких цветов. Убирая вазу, Минти дала это ясно понять. Мертвые все знают, все видят. Но голоса не приходили; должно быть, они удалились туда, откуда пришли.

Разобравшись с цветами, Минти пошла в кино. Одна. Пешком — до «Уайтлиз» не так уж далеко. Если она и увидит призраков, то в подземном переходе у станции «Роял Оук», хотя у нее не было конкретной причины связывать привидения с подземными переходами. Внизу никого не оказалось — ни призраков, ни их голосов. Минти предстояло сделать выбор между «Своим человеком» и «Пляжем». Она выбрала последний и была вынуждена смотреть историю подростков в каком-то незнакомом месте.

В зал вошел мужчина, сел рядом с ней и предложил леденцы «Поло». Она отказалась, покачав головой, хотя, конечно, подумала о Джоке, а когда мужчина положил руку ей на колено, вспомнила, как обещала Джоку, что будет принадлежать только ему. Минти взяла руку мужчины и изо всей силы впилась ногтями в тыльную сторону ладони, так что он вскрикнул. Затем пересела на три кресла дальше в том же ряду; через минуту или две мужчина ушел.

Когда Минти вышла из кинотеатра, на улице было уже темно и прохладно. Дойдя пешком до Эджвар-роуд, она стала ждать 36-й автобус. Стоя в одиночестве в этом уединенном и унылом месте неподалеку от Пэддингтон-Бейзин, она увидела Тетушку на скамейке автобусной остановки. Фигура Тетушки выглядела не такой плотной, как Джок, но ошибиться было невозможно — пучок седых волос на затылке, очки без оправы и скромные черные ботинки на шнурках.

Минти не собиралась разговаривать с призраком — такого удовольствия она ей не доставит, — но подумала, что Тетушка, наверное, стала видимой из-за того, что она выбросила засохшие цветы и убрала вазу. Миссис Льюис не появлялась. Минти смотрела на Тетушку, а та отвернулась и разглядывала мост через канал. Через несколько минут подошел автобус. Не стану садиться, если она войдет, сказала себе Минти. Но когда автобус остановился, Тетушка встала и направилась к подземному переходу.

— Скатертью дорога, — сказала Минти, передавая деньги водителю.

— Что?

Люди в автобусе смотрели на нее.

— Я не с вами разговаривала, — сказала она водителю, затем повернулась к пассажирам. — И не с вами.

Минти поднялась наверх, чтобы не чувствовать на себе их взгляды.

Джимс не помнил, чтобы когда-либо так злился, и его гнев состоял наполовину из ярости, а наполовину из страха. Обладая довольно богатым воображением, он живо представлял осколки своей карьеры и нависающую над ним грозную фигуру организатора оппозиционной парламентской фракции.

Джимс лежал на кровати в своем доме в Фредингтон-Крус, с трудом слушая часовую передачу «Тудей» по радиоприемнику, стоявшему у изголовья. В половине девятого миссис Уинси принесла ему чашку чая, чего никогда не делала раньше, и две газеты, относившиеся к разряду таблоидов. Наверное, свои, потому что Джимс никогда не покупал газеты в деревне, а если бы и покупал, то выбрал бы другие. Он часто думал, что миссис Уинси его ненавидит, — а теперь уже не сомневался.

Сегодня Джимс должен был поехать в Шестон, чтобы поддержать кандидата от консервативной партии. Представив поджидавших его журналистов с телекамерами, он подумал, что лучше отказаться от поездки, которая принесет его партии больше вреда, чем пользы, когда зазвонил телефон. Это был Айво Кэрью.

— Послушай, дорогуша, мне нужно кое в чем признаться. Я сказал копам, что ты отменил наш ленч. Пришлось. Они меня спрашивали.

Джимс понятия не имел, откуда полицейские узнали об этом, поскольку в разговоре с ними не упоминал о существовании Айво.

— Газеты видел?

— Интересно, а кто не видел?

— Что мне делать?

— Знаешь, мой милый, на твоем месте я бы сделал вид, что не знал. То есть о том, что муж вовсе не бывший.

— Я действительно не знал.

Айво явно ему не поверил.

— Я бы просто настаивал на своей невинности. Твердо настаивал. Жених, — он с отвращением фыркнул, произнеся это слово, — не обязан тщательно изучать свидетельство о разводе невесты. Она сказала, что разведена, и ты поверил.

Джимс промолчал.

— Ради всего святого, зачем ты на ней женился?

— Не знаю, — сказал Джимс. — Тогда это казалось мне хорошей идеей.

— Мне приехать, дорогуша?

Вне всякого сомнения, чтобы переспать с ним и еще больше все запутать, не говоря уже о старухе Уинси внизу, сгорающей от любопытства.