— Он взял вас в плен, не так ли? И вместе с вами миссБишоп?

— Вы знакомы с мисс Бишоп? — с удивлениемвоскликнул лорд Уэйд.

Однако невежливый капитан, не обращая внимания на словалорда, низко склонился перед Арабеллой. К удивлению лорда, она не только неответила на его галантный поклон, но всем своим видом выразила презрение. Тогдакапитан повернулся к лорду Джулиану и с запозданием ответил на его вопрос.

— Когда-то я имел такую честь, — сказал онхмуро, — но, оказывается, у мисс Бишоп очень короткая память.

Его губы исказила кривая улыбка, а в синих глазах подчёрными бровями появилось выражение мучительной боли, и всё это так странносочеталось с иронией, прозвучавшей в его ответе. Но Арабелла Бишоп, заметивтолько эту иронию, вспыхнула от негодования.

— Среди моих знакомых нет воров и пиратов, капитанБлад! — отрезала она, а его светлость чуть не подскочил от неожиданности.

— Капитан Блад! — воскликнул он. — Вы капитанБлад?

— Ну, а кто же ещё, по вашему мнению?

Блад задал свой вопрос устало, занятый совсем другимимыслями. «Среди моих знакомых нет воров и пиратов…» Эта жестокая фразамногократным эхом отдавалась в его мозгу.

Но лорд Джулиан не мог допустить, чтобы на него не обращаливнимания. Одной рукой он схватил Блада за рукав, а другой указал на удалявшуюсяфигуру дона Мигеля:

— Капитан Блад, вы в самом деле не собираетесь повеситьэтого мерзавца?

— Почему я должен его повесить?

— Потому что он презренный пират, и я могу этодоказать.

— Да? — сказал Блад, и лорд Джулиан удивился, какбыстро поблёкло лицо и погасли глаза капитана Блада. — Я сам тожепрезренный пират и поэтому снисходителен к людям моего сорта. Пусть дон Мигельгуляет на свободе.

Лорд Джулиан задыхался от возмущения:

— И это после того, что он сделал? После того, как онпотопил «Ройял Мэри»? После того, как он так жестоко обращался со мной… снами? — негодующе протестовал лорд Джулиан.

— Я не состою на службе Англии или какой-либо другойстраны, сэр. И меня совсем не волнуют оскорбления, наносимые её флагу.

Его светлость даже отшатнулся от того свирепого взгляда,которым обжёг его капитан Блад. Но гнев ирландца угас так же быстро, как ивспыхнул, и он уже спокойно добавил:

— Буду признателен, если вы проводите мисс Бишоп на мойкорабль. Прошу поторопиться — эту посудину мы сейчас потопим.

Он медленно повернулся, чтобы уйти, но лорд Джулиан задержалего и, сдерживая своё возмущение, холодно произнёс:

— Капитан Блад, вы окончательно разочаровали меня. Янадеялся, что вы сделаете блестящую карьеру!

— Убирайтесь к дьяволу! — бросил капитан Блад и,повернувшись на каблуках, ушёл.

На полуюте, под золотистым сиянием огромного кормовогофонаря, где ярко горели три лампы, расхаживал в одиночестве капитан Блад. Накорабле царила тишина. Обе палубы, тщательно вымытые швабрами, блисталичистотой. Никаких следов боя уже нельзя было найти. Группа моряков, рассевшисьна корточках вокруг главного люка, сонно напевала какую-то мирную песенку.Спокойствие и красота тропической ночи смягчили сердца этих грубых людей —вахтенных левого борта. Они ожидали, что вот-вот пробьёт восемь склянок.

Капитан Блад не слышал песни; он вообще ничего не слышал,кроме эха жестоких слов, заклеймивших его.

Вор и пират!

Одна из странных особенностей человеческой натуры состоит втом, что человек, имеющий твёрдое представление о некоторых вещах, всё жеприходит в ужас, когда непосредственно убеждается, что его представлениесоответствует действительности. Когда три года назад, на острове Тортуга, Бладауговаривали встать на путь искателя приключений, он ещё тогда знал, какогомнения будет о нём Арабелла Бишоп. Только твёрдая уверенность в том, что онадля него потеряна навсегда, ожесточила его душу, и, окончательно отчаявшись, онизбрал этот путь.

Блад не допускал даже мысли, что когда-либо встретитАрабеллу, решив, что они разлучены навсегда. Постоянные думы об этом былиисточником его мучений. И всё же, несмотря на его глубокое убеждение в том, чтоэти мучения не могли бы вызвать у неё даже лёгкой жалости, он все эти бурныегоды носил в своём сердце её милый образ. Мысль о ней помогала ему сдерживатьне только себя, но и тех, кто за ним шёл. Никогда ещё за всю историю корсарствапираты не подчинялись такой жёсткой дисциплине и никогда ещё ими не управлялатакая железная рука, никогда ещё так решительно не пресекались обычные грабежии насилия, как это было среди пиратов, плававших с капитаном Бладом. Как выпомните, в соглашениях, которые он заключал, предусматривалось, что во всехвопросах они обязаны были беспрекословно повиноваться своему капитану. Ипоскольку счастье всегда ему сопутствовало, он и сумел ввести среди корсаровневиданную дотоле дисциплину. Как смеялись бы над ним его пираты, если бы онсказал им, что всё это делалось им из уважения к девушке, в которую он таксентиментально был влюблён! Как злорадствовали бы они, если б узнали, что этадевушка презрительно бросила ему в лицо: «Среди моих знакомых нет воров ипиратов»!

Вор и пират!

Какими едкими были эти слова, как они жгли его!

Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женскойдуши, он даже и не подумал о том, почему она встретила его такими оскорблениями.Почему она была так раздражена? Он не мог разобраться, да и не хотелразбираться в этих естественных вопросах. Иначе ему пришлось бы сделать вывод,что если вместо заслуженной им благодарности за освобождение её из плена онавыразила презрение, то это произошло потому, что она сама была чем-тооскорблена и что оскорбление предшествовало благодарности и было связано с егоименем. Если бы он подумал обо всём этом, то светлый луч надежды мог бы озаритьего мрачное и зловещее отчаяние, он мог, наконец, понять, что только сильнаяобида, нанесённая девушке, или даже горе, причиной которого был он сам, могливызвать такое презрение.

Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад.Более того: в эту ночь он вообще не рассуждал. В его душе боролись два чувства:святая любовь, которую он в продолжение всех этих лет питал к ней, и жгучаяненависть, которая была сейчас в нём разбужена. Крайности сходятся и частосливаются так, что их трудно различить. И сегодня вечером любовь и ненавистьпереплелись в его душе, превратившись в единую чудовищную страсть.

Вор и пират!

Вот кем она считала его без всяких оговорок, забыв о том,что он был осуждён жестоко и несправедливо. Она ничего не знала об отчаянномположении, в каком очутился он после бегства с острова Барбадос, и не считаласьс обстоятельствами, превратившими его в пирата. То, что он, будучи пиратом,поступал не как пират, а как джентльмен, также не трогало её, и она не нашла усебя в сердце никакого сострадания. Всего лишь двумя словами Арабелла вынесла емуокончательный приговор. В её глазах он был только вор и пират.