— Я считаю Мэрту весьма достоверным источником. То, что она рассказала, очень серьезно, и я считаю, что нам надо как можно быстрее отправиться на Бронсхольмен.

— Но вы там уже были, Гуннарссон! Вы что, забыли? Там все в порядке, вы же сами сказали. Хватит уже глупостей на сегодня! И я предупреждаю вас: не звоните мне больше из-за каких-то бабьих фантазий. До свидания! — проревел Нурдфельд и швырнул трубку.

* * *

На следующее утро Нильс попробовал снова поговорить с шефом. В восемь часов он постучал в дверь, разделяющую их комнаты, но ответа не последовало. Гуннарссон слышал, как комиссар ходит по своему кабинету, поднимается со стула, снова садится, звонит по телефону и напевает себе под нос. Нильс подождал, снова постучал — но с тем же результатом. Он слышал, как констебли стучали в другую, наружную, дверь, и после подозрительного «кто там?» их впускали. Всех, кроме Нильса.

Однако ближе к одиннадцати его преступление, похоже, было прощено, и шеф снова смилостивился. Но, когда Нильсу было позволено войти, Нурдфельд хотел говорить только о контрабанде.

— Теперь послушайте, что я выяснил, пока вы сидели и слушали бабьи сплетни. Шофера грузовика, которого вы вчера задержали, зовут Иван Юханссон, он — брат владельца транспортной фирмы Исидора Юханссона. Привлекался несколько раз: кражи, нанесение телесных повреждений, то да се… Теперь он, очевидно, подвизался в контрабандном бизнесе и убедил своего ранее не судимого брата помочь с транспортом. Вы видели ящики в кузове, прежде чем машина оказалась в воде?

— Нет, там было пусто.

— Хм… — Нурдфельд почесал затылок. — Когда Ивана обыскали, при нем был бумажник, полный промокших купюр. Похоже, он продал весь груз спирта сразу после того, как они с братом получили его на верфи Варвет-Кюстен. Но где же его разбавляют и разливают по бутылкам? На территории транспортной фирмы?

— Непохоже, — сказал Нильс. — Обычно, когда разливают чистый спирт, надолго сохраняется запах алкоголя. Но я там ничего не почувствовал, и бутылок с воронками тоже не видел. По моему мнению, спирт был разлит по бутылкам и готов к продаже, уже когда его оставили на верфи Варвет-Кюстен. Калле Клинка пил его без проблем.

— Это ни о чем не говорит. Калле Клинка пьет без проблем и древесный спирт.

— Но я понюхал его, и запах был как у обычной водки.

Нурдфельд задумчиво кивнул.

— Конфискованное у Панамы-Бенгтссона тоже было разбавленным спиртом в бутылках, — сказал он. — Нам следует поговорить со шкипером с карантинной станции, если именно его вы видели… Я отправлю пару констеблей в штатском подежурить у пирса, где он обычно причаливает. Это Деревянный пирс, не так ли?

Комиссар поднял трубку внутренней связи и отдал приказ. Не успел он закончить, как позвонил телефон внешней связи. Чертыхнувшись, Нурдфельд положил одну трубку и взял другую.

Нильс ждал, что будет дальше, — продолжат ли они вскоре разговор, или этот звонок окажется важным, и комиссар сделает ему знак выйти… Вначале казалось, что ничего страшного не случилось, и Нильс опустился на стул. Но затем выражение лица Нурдфельда изменилось; глаза его расширились, а пальцы сжали трубку. Нильс поднялся, но шеф сделал ему знак сесть обратно.

— Где? — спросил он. — А, знаю, где это… Да. До свидания.

После чего положил трубку и повернулся к Нильсу с озабоченным выражением лица.

— Я только что получил донесение, что утром рыбаки выловили труп. Молодая женщина. Похоже, пробыла в воде недолго.

Он замолчал и поморщился. Затем продолжил грубым, раздраженным голосом, как будто что-то мешало ему произносить слова:

— Горло было перерезано особым образом. Вы знаете, Гуннарссон, что я имею в виду. Гарроту. Тело обнаружили вблизи Бронсхольмена.

Нильс напряженно смотрел на каталку с трупом, которую толкали два санитара в белых халатах. Когда они подошли ближе, он увидел контуры тела под простыней. Оно было худое и не слишком длинное. Внутри у него все похолодело.

Санитары подвезли каталку под лампу, где уже ждал судебный врач Хедман. Врач бросил взгляд на комиссара с Нильсом и начал сдвигать простыню. Нильс весь сжался.

— Сами видите. Такая же рана, как и в прошлый раз, — сказал доктор Хедман.

Облегчение было таким сильным, что Нильс шумно выдохнул. Судебный врач удивленно посмотрел на него.

Женщина на каталке была совершенно не похожа на Эллен. Лицо худое и усыпанное веснушками на носу и щеках, словно Млечный Путь; волосы светло-рыжие. Только после осознания этого факта Нильс перевел взгляд на страшную рану вокруг шеи.

— Но это рана хуже прежней, — продолжал судебный врач. — Сонная артерия перерезана. Я чуть подправил шею, но в любом случае женщина почти обезглавлена.

— Было сделано больше, чем требовалось, чтобы убить ее? — спросил Нурдфельд.

— Определенно.

Комиссар что-то бормотал себе под нос, рассматривая труп. Затем повернулся к Нильсу.

— Вы так странно выглядели сейчас, Гуннарссон… Знаете, кто она?

— Нет. Не припомню, чтобы видел ее на карантинной станции.

— Ее нашли неподалеку от Бронсхольмена, но это ничего не значит. Ее могли сбросить в море и подальше, а тело отнесло течением. Она могла с таким же успехом оказаться около острова Винга или где-нибудь еще…

— Да, конечно, — согласился Нильс. — Но если она с Бронсхольмена, то я знаю человека, который может ее опознать.

Через сорок пять минут из полицейской машины возле морга вышла Виола Викторссон. Она была приятно удивлена. Нильс подошел к ней, вежливо поздоровался и произнес:

— Как хорошо, что вы смогли приехать, фрекен Викторссон. На этот раз речь идет о неизвестной покойной женщине. Вы не поможете нам еще раз?

Виола не имела ничего против. Стуча каблуками, она прошла в зал, где раньше опознала своего брата.

Когда они вошли, судебный врач подтянул простыню к подбородку, чтобы не была видна рана на шее, и подал Виоле знак приблизиться.

Нагнувшись, та несколько секунд смотрела на лицо убитой, затем повернулась к комиссару Нурдфельду.

— Это Катрин, — не колеблясь, сказала она. — Она повзрослела… Я не видела ее с тех пор, как покинула остров. — Снова повернулась к покойнице. — Катрин Матссон. Мы были одноклассницами — в то время, когда на острове еще была школа. Настоящая сорвиголова. Любила запирать меня в туалете. Но, — вспомнила она с торжеством в глазах, — я отплатила ей, дав такую оплеуху, что она влетела в железные перила на школьной лестнице. Видите шрам над бровью?

Она показала пальцем на лицо Катрин.

— У нее много старых повреждений, — заметил судебный врач. — Все ее тело…

Нурдфельд предостерегающе поднял руку.