— Позже, доктор.

— Отчего она умерла? — с любопытством спросила Виола.

— Причина смерти пока не установлена, — ответил Нурдфельд за доктора. — Мне кажется, мы увидели то, что было необходимо, доктор Хедман.

Судебный медик натянул простыню на лицо покойной и помахал санитарам. Комиссар повернулся к Виоле:

— Благодарим вас, фрекен Викторссон. Вы нам очень помогли.

— О, пустяки. Я охотно услужу, если моя помощь еще понадобится, — с готовностью произнесла она.

— Надеюсь, что не понадобится, — поморщившись, сказал Нильс.

— Позвоните, если будет нужно. Меня подвезут обратно на фабрику?

— Разумеется, — заверил Нурдфельд. — Полицейская машина, на которой вы приехали, ждет у входа.

* * *

— Странная женщина, — заметил комиссар, когда они ехали обратно в отделение.

— Действительно, — согласился Нильс.

Затем они сидели молча на заднем сиденье полицейской машины, погруженные каждый в свои мысли, поглядывая в окно на желтую листву, трамваи и людей, спешащих куда-то под мелким дожем. Нильс был напряжен, бледен и сжимал кулаки на коленях.

Автомобиль остановился, и они вышли.

— Идемте в мою комнату, — приказал Нурдфельд.

— Сначала мне надо позвонить, — сказал Нильс. — Я скоро приду.

Он ринулся вперед, преодолел лестницу, перепрыгивая через две ступени, и ворвался в свой кабинет. Не снимая пальто и шляпу, поднял телефонную трубку и продиктовал номер телефона инженера Гренблада в Леруме.

Ответила мать Эллен. Нильс представился другом девушки, назвав вымышленное имя.

— Эллен на курсах кройки и шитья в Сконе, — радостно сообщила мать. — Мы ждем ее в четверг.

Трубка внезапно показалась сделанной из свинца.

— А-а… Понятно. До свидания, госпожа Гренблад.

Значит, Эллен не вернулась в дом родителей, и от нее не было вестей уже три недели…

Даже не постучав в дверь, старший констебль зашел к комиссару Нурдфельду. Внутри сидели двое детективов в штатском.

— А, вот и вы, Гуннарссон. Эберг и Хельстрём схватили шкипера у Деревянного пирса, — пояснил он. — Вы, надеюсь, посадили его в обезьянник?

— Да, комиссар, — ответил констебль Эберг.

— Значит, вы нашли в лодке контрабандный спирт?

— Нет, комиссар.

Нурдфельд выглядел удивленно.

— Тогда почему вы его задержали? Нельзя же сажать в кутузку шкипера Королевского медицинского управления по неподкрепленному подозрению. Доктор Кронборг вас за это не похвалит.

— Мы нашли кое-что другое, комиссар. Кровь. Задержанный утверждал, что это рыбья кровь. Но ее там было многовато для рыбы. К тому же она свежая.

Нурдфельд наморщил лоб.

— Интересно… Хорошая работа, Эберг. И вы тоже, Хельстрём. Конфискуйте лодку и передайте кровь на анализ судебным химикам. Сильно он сопротивлялся, когда вы его брали?

— Вообще не сопротивлялся. Выглядел усталым.

— Я его сам допрошу. На этом спасибо.

Комиссар обернулся к Нильсу, стоявшему, поскольку все стулья был заняты.

— Камеры начинают заполняться, — заметил он довольно. — Теперь у нас есть шкипер, шофер грузовика и Бенгтссон. Интересно, что мы узнаем на допросе…

— Да, комиссар, — вмешался констебль Эберг. — Есть еще кое-что.

— Да?

— Вот это мы нашли в его внутреннем кармане.

Он нагнулся над письменным столом и протянул конверт.

Нурдфельд бросил взгляд на внешнюю сторону конверта, взял нож для бумаги и вскрыл. Оттуда достал еще один конверт и был готов вскрыть и его, но остановился.

— Похоже, это вам, Гуннарссон, — удивленно произнес он.

— Мне?

— «Старшему констеблю Гуннарссону», — прочитал комиссар. — Держите.

Нильс подошел к столу и взял конверт. Сердце его подпрыгнуло, когда он увидел почерк. Нурдфельд протянул ему нож для бумаги. Не обращая на него внимания, Нильс разорвал конверт, достал письмо и с нарастающим ужасом прочел его. Закончив, он поднял голову — и встретил вопросительные взгляды.

— Не поделитесь с нами его содержанием? — спросил Нурдфельд.

— Это от Эллен Гренблад, журналистки и моего друга. И… — он бросил на комиссара вызывающий взгляд, — моего неофициального тайного агента на Бронсхольмене. Я ей доверяю на сто процентов. Прочтите сами.

Он протянул письмо Нурдфельду и с нетерпением ждал, когда тот все прочтет.

— Нам надо немедленно ехать на Бронсхольмен, комиссар.

Нурдфельд озабоченно кивнул.

— Я позвоню доктору Кронборгу и спрошу…

— К черту Кронборга! — закричал Нильс. — Его тоже надо посадить за решетку. Но это может подождать. Сейчас надо спешить. Это письмо датировано несколькими днями тому назад. Может быть, уже поздно…

— Для Катрин Матссон точно поздно, — сурово произнес Нурдфельд.

— Надо ехать немедленно! — повторил Нильс. — И взять с собой нескольких вооруженных констеблей. Отправимся на катерах портовой полиции. Таможню тоже подключим. Похоже, мы нашли последнее звено в цепи контрабандистов.

Он говорил громко и решительно, стуча при этом кулаком по ладони. Констебли-детективы с удивлением смотрели на него.

— Вы тут что, отдаете приказания, Гуннарссон? Собираетесь возглавить боевую флотилию? — спросил Нурдфельд.

— Если вы, комиссар, меня не поддерживаете, я поеду туда один. Даже если придется украсть катер! Или просто отправиться туда вплавь.

Нурдфельд достал свои карманные часы и покачал головой.

— Надо подождать до завтра. Остаток дня посвятим подготовке. Я поговорю с начальником полиции. Отправляемся завтра на рассвете.

Когда таможенные и полицейские морские катера покидали Гётеборгский порт, было еще сумрачно. Туман, следовавший за ними до южных шхер, наконец ослабил свою хватку, и перед ними простерся пролив Каттегат, сине-черный, как листовое железо, качавший их на длинной и нудной зыби.

Нильс почувствовал, как скамья под ним сначала провалилась, а затем снова прижалась к заднице. Портовые катера полиции имели низкую осадку и не были предназначены для открытого моря. Поверхность воды оказалась так близко, что у Гуннарссона появилось ощущение, будто он сидит в гребной лодке.

Через борт хлестнула мощная волна. Нильс протер глаза от соленой воды и бросил взгляд на констебля Эберга, сидевшего напротив. Тот тряхнул мокрыми волосами и рассмеялся, подавшись вперед, что-то сказал, но его голос потонул в шуме мотора, гуле волн и криках чаек. Поверх всего этого разлетался странный звенящий звук, исходивший, казалось, от далекого острова и усиливавшийся по мере их приближения. Собственный голос острова, притягивавший их, как песня сирен…