И тут бард запел снова. Язык был таким древним, что Друст не понимал ни слова, – но мощь и гордость этой песни были так велики, что она пьянила сильнее самого крепкого вина.

Зала словно раздвинулась. Двери исчезли – потому что были слишком узки для вошедшего.

Узки для его рогов.

Ведь не пристало Королю Аннуина входить боком.

Араун подошел к юноше, провел по нему взглядом – медленно, оценивающе.

Друсту стало жутко. Король-Олень словно глядел в его сердце – и то, что Друст был бы рад скрыть от себя самого, было ясно видно властителю Аннуина.

Потом… Друст не помнил, что было. Араун не уходил – но юноша не мог вспомнить, чтобы Король-Олень садился за стол.

Происходящее не было пиром – в человеческом понимании. К еде притрагивались лишь немногие. Зато кубки были полны всегда, хотя кравчих Друст не видел. Не успел юноша удивиться этому, как услышал голос уже захмелевшего Колла: «У настоящих кравчих, малыш, кубки ни на миг не пустеют!»

Если люди на пиру едят, то нелюдь на пиру – пела. Веселые застольные то ли перемежались песнями бардов, то ли звучали одновременно – но не мешая друг другу. Это было безумие звука… не какофония шума, но немыслимая смесь песней, мелодий, тонов и интонаций… Это было похоже на разноцветье луга, где каждый цветок – сам по себе и все едины.

Облики собравшихся поплыли перед Друстом. Юноше казалось, что в середине залы танцуют прекраснейшие женщины – или… хрюкая, носятся те самые свиньи?

Гругин, улыбаясь, вел в танце одну из них… Хен Вен? она? было? не было?

Чародейные образы клубились, сплетаясь и разрываясь.

Какой-то урод на кривых ногах приковылял к Друсту и с ухмылкой выдохнул юноше в лицо одно лишь слово:

– СвиноСпас!

У Друста закружилась голова. Этот разгул магии невольно вызвал в его памяти то, что он был бы рад забыть.

Снова вставала до неба волна заклятий, и бился в ней отец и кричал отчаянно «бегите, глупцы!»… и, захлебываясь, ругал медлящую Рианнон самыми последними словами… во всех смыслах – последними…

– Подыши свежим воздухом, – недовольно буркнул Колл.

Они были у стен замка. В мире людей.

Ночь. Редкие звезды сквозь облака.

– Наставник, я…

– Перебрал по младости, – хмыкнул тот. – И добро бы вина, а то – чар.

– Но…

– До постели доползешь? Или тебя отвести?

– Я… я дойду.

Друст плохо соображал, но даже и затуманенным сознанием понимал: Колл сейчас хочет веселиться там, со своими, – а не возиться с учеником.

Она была дочерью ирландского короля.

Точнее, короля Мунстера – южной пятины Ирландии.

А еще точнее – одного из двенадцати королей Мунстера.

Земли ее отца были невелики, но это совершенно ничего не значило. Ее отец, также как и остальные короли-люди, был тем, кто соединяет мир богов и мир смертных. Он был супругом Богини. Одним из супругов… но и это неважно.

Говорят, за морем королем становится тот, у кого сильнее дружина или у кого больше земель. Как странно… неужели они измеряют могущество не близостью к богам, а человеческой мощью? Но ведь тогда королем может оказаться кто угодно?

Такие мысли посещали юную Эссилт, дочь Ангеррана. Одетая в простое шерстяное платье (шелка и узорочье – по праздникам!), она в сопровождении своей подруги Бранвен ушла далеко в холмы: надо было собрать травы.

Дочь короля не брала с собой охраны, да и не боялась уйти так далеко от селения, где жил ее отец. Эссилт ничто не угрожало: только безумец посягнет на деву, которая несет в себе священную силу земли. И страшно подумать, что будет со святотатцем.

Девушки бродили по холмам, собирая травы, болтали, иногда напевали что-то… Ветер играл вереском, где-то блеяли овцы, щебетал жаворонок в небе. Тихо, безмятежно, спокойно.

…Обе одновременно вздрогнули и чуть не выронили набранную зелень. К ним приближался Ку Рои.

Они его пока не видели и не знали, каким он явится на этот раз: великаном? столпом света? карликом-свинопасом? юношей-воином? Тринадцатый из двенадцати королей, высший властитель Мунстера был непредсказуем, как его страна – где высокое оборачивается уродливым и священное кроется под маской безобразного.

Ку Рои двигался именно к ним – это Эссилт и Бранвен поняли ясно. Что хочет Тринадцатый Король? Почему он снизошел до них? Это пугало своей неизвестностью.

Рядом с дальней башней, сложенной великанами в незапамятные времена, начала расти вторая. Ку Рои на сей раз был в облике исполина-свинопаса, ростом втрое выше обычного человека. На плече он нес дерево, казавшееся в его руках небольшой дубинкой.

Девушки склонились перед ним.

– Ры-ыженькая! – одобрительно изрек Король Мунстера.

Эссилт сглотнула. Внимание властителя ей было лестно, но гораздо больше – пугало.

– Рыженькая, как солнце на восходе! – продолжил он. – Каким же светилом ты станешь к полудню? Подари мне один лучик, рыженькая!

Дочь Ангеррана недоуменно посмотрела на него:

– К-какой, господин?

– Тебе жалко?

– Нет, но я не…

Он подошел к ней. Эссилт съежилась, когда огромная ладонь великана нависла над ее головой. Пальцы, каждый из которых был толще ее руки, с неожиданным проворством вырвали волос с ее головы.

Девушка вскрикнула, но тотчас взяла себя в руки:

– Ты об этом говорил, господин мой? Ты получил то, что хотел?

Ку Рои не ответил. Он засвистел – негромко и мелодично. И девушки увидели в глубокой синеве неба две белые точки.

Любому ирландцу – от верховного короля до последнего бедняка – будет нетрудно сказать, что это такое. Это две птицы, птицы из сида. Они скованы тончайшей золотой цепью и летают по волшебным мирам. А если бог или герой из сида изволит явиться в мир людей – они могут последовать за ним.

Ку Рои подставил ладонь – и белоснежные птицы сели на нее. Одним движением пальца великан разорвал цепочку, что висела между их шеями, дал им взять в клювы волос Эссилт и сказал нечто, показавшееся девушке полным безумием:

– Ворон ворону глаз не выклюет, великан великану врагом не выйдет. От великана к великану, от Ку Рои ко Врану. Прошлое – прах, грядущее – бред, мутна времен круговерть! Ясна истина, сильна судьба, вечна верность.

С этими словами он подул на птиц – от такого дыхания бедняжек снесло как ураганом, и они исчезли в небе, унесенные на восток.

Ку Рои наклонился к Эссилт и поинтересовался:

– И зачем эти люди напридумывали себе столько времен? Прошлое, будущее… будущее в прошедшем еще какое-то… Голова треснет, пока всё выучишь.