– Загляденье? – Только сейчас Джулия заметила, что она стоит перед молодыми людьми в пижаме, с растрепанными волосами. Она покраснела, что сделало ее еще прелестнее, еще соблазнительнее. – Пойду приведу себя в порядок.

– Вы и так в порядке, – заверил ее Лео, откровенно ею любуясь.

– Я читала ваши репортажи из Африки. Какая у вас интересная жизнь!

– Предлагаю перейти на «ты». Нет возражений?

– Конечно, нет, – смущенно согласилась она. – Представляешь, когда Бенни говорил, что знаком с тобой, я не верила – думала, он набивает себе цену.

– Теперь ты знаешь, что твой брат говорил правду.

– Ты выглядишь старше его.

Лео засмеялся:

– Какая же ты еще маленькая! Тридцатилетний мужчина кажется тебе стариком.

Лицо Джулии залила краска.

– Ты меня не так понял.

В это время в кухню вошла Кармен. Бенни представил ей своего друга.

Мать строго посмотрела на Джулию:

– На твоем месте я бы не разгуливала при гостях в пижаме.

В холодных глазах матери Джулия прочла упрек: как она может кокетничать неизвестно с кем, когда у отца сердечный приступ!

– Я на минутку, – извинилась Джулия. – Сейчас вернусь.

Пришлось пригрозить запершейся на ключ Изабелле, что если та не откроет ей дверь, она позовет мать.

На голове у Изабеллы были бигуди, лицо покрывал жирный слой коричневого крема.

Джулия показала сестре язык.

– Ты похожа на мумию.

Она сняла пижаму, надела юбку в крупные цветы и белую пикейную блузку.

Изабелла укоризненно покачала головой.

– Постыдилась бы!

Джулия сделала пируэт, отчего юбка на ней вздулась колоколом.

– Стыдиться? Чего?

Изабелла, присев на край постели, стригла заусенцы.

– У тебя дедушка умер, отцу плохо, а ты вырядилась, будто на гулянье.

– Лучше на себя полюбуйся, – огрызнулась Джулия. – Да попадись ты сейчас на глаза своему женишку, он бы, знаешь, как бежал? Как угорелый.

– Ты позор нашей семьи.

– Спасибо.

– Вся в деда.

– Дедушка умер, не надо говорить о нем плохо.

– Я говорю плохо о тебе.

Джулии захотелось попугать сестру:

– Смотри, как бы покойник не утащил тебя с собой в могилу. Придет ночью, схватит тебя за ноги и…

– Я дедушку всегда любила, – солгала Изабелла, инстинктивно подтягивая под себя ноги. – Всегда.

– На твоем месте я бы не чувствовала себя в безопасности, – предостерегла ее Джулия, выходя из комнаты.

Она на цыпочках подошла к спальне родителей. Отец лежал в постели, рядом сидел Бенни.

– Как он? – спросила Джулия.

– Уснул.

– Что сказал доктор?

– Папе придется лечь на обследование в кардиологическую клинику. Уговори маму поспать. Так нам будет спокойнее.

– Кому нам?

– Мне, тебе, Лео. Мама очень устала.

Джулия спустилась в гостиную. Мать сидела с вязаньем возле дивана, на котором лежал дедушка. Время от времени она поднимала глаза и смотрела на его восковое лицо, на котором застыло подобие улыбки, – смотрела и улыбалась в ответ.

Спокойствие матери поразило Джулию.

– Я как раз вспоминала поездку в горы, где папа партизанил. Мы провели тогда вместе всего один день, но я запомнила его на всю жизнь. Тебя тогда еще и на свете не было. Ты очень похожа на дедушку.

Джулия нежно погладила мать по плечу, поцеловала в лоб.

– Иди спать, мама.

– Не волнуйся. Мне здесь хорошо. Свари кофе. Кажется, в кухне есть печенье.

На душе у Джулии было спокойно. Просто удивительно, думала она, как могут уживаться горе и счастье, насколько жажда жизни сильнее отчаяния от пришедшей в дом смерти. Да, это было так: те же чувства она читала на красивом лице матери.

В кухне Джулия увидела маэстро Леоне Босси, жившего в соседнем особняке, – доморощенного скрипача, которого иногда, по торжественным случаям, приглашали играть в церковь за скромное вознаграждение. Его коронным номером считалась «Аве Мария» Гуно. Жена маэстро, некрасивая особа с ужасно склочным характером, была родом из Лигурии и говорила с чудовищным акцентом. Маэстро привык ложиться под утро и, придя к соседям с соболезнованиями, не торопился возвращаться в ненавистное семейное гнездо.

Джулия застала его за любимым занятием – маэстро рассказывал очередную невероятную историю. У Леоне Босси было круглое лицо, большие глаза, высокий выпуклый лоб, длинные седые волосы, подвижные мясистые губы, между темными от никотина и пародонтоза зубами виднелись пустоты. С его неказистой фигурой он скорее выглядел карликом-переростком, чем человеком ниже среднего возраста. Говорил он густым мужественным басом. Сейчас аудитория маэстро состояла из одного Лео, с интересом внимавшего этому необыкновенно симпатичному господину.

– Рассказывайте дальше, – подзадоривал его Лео. – Не томите. Ты прелесть. – Последние слова относились к Джулии: он успел шепнуть их, коснувшись ее руки, когда она проходила рядом, направляясь к раковине.

– Такому журналисту, как вы, синьор Ровелли, ничего не стоит написать об этом книгу. Все, что я вам рассказываю, чистейшая правда. Не будь я Леоне Босси!

– Продолжайте, я слушаю, – сказал Лео, наблюдая за Джулией.

– Так вот, этот мой знакомый приказал долго жить, – возобновил маэстро свой рассказ. – Он был мертв, даю голову на отсечение. Мне пришлось ненадолго отлучиться. Через несколько минут я возвращаюсь в комнату и вижу: мертвец сидит на кровати, неподвижный, с вытаращенными глазами, руки на коленях. Представляете? Кошмар! Комнату освещает дрожащий свет свечи, а на кровати восседает мой умерший знакомый с выпученными глазами. Это было в нашей деревне. До войны. И не думайте сомневаться, я правду говорю.

– Верю. А что было дальше? – спросил журналист, по-прежнему глядя не на него, а на Джулию.

– У покойника стянулись жилы, – продолжал скрипач. – Разве вы не знали, что у покойников стягиваются жилы? Поэтому мертвецы, вместо того чтобы лежать, иной раз садятся.

– И что вы сделали?

– Позвал друга на помощь. Он держал ему ноги, а я толкал в грудь, чтобы повалить. Жилы скрипели, как натянутые струны, казалось, вот-вот лопнут. Я решил, что еще немного, и я его уложу, но тут рука мертвеца дергается и хлоп меня по физиономии. Вот сюда. – Он показал на свой шишковатый нос. – Такой удар был, что у меня кровь из носа пошла.

У Лео было довольное лицо, и Джулии оставалось только гадать, отчего: так ли его позабавил рассказ скрипача, или причина была в ней?