ока. Без нее оно ничто, с ней оно все. Но ты уже наполовину справился со своей задачей и ослабил эти силы. Теперь осталось добить остальное. Но это не будет так легко, разные обстоятельства помешают тебе это сделать сразу. А друг твой поможет тебе во всем, даже тогда, когда запретят ему это делать. Вот и все, что я могу сказать тебе, остальное ты знаешь лучше меня.

Она затихла и как-то сразу стала меньше ростом, встала и пошла на свое место. Больше мы с ней не разговаривали и не встречались. Она незаметно сошла с поезда на каком-то полустанке. А поезд ехал, пронизывая темноту светом своего фонаря, тяжело пыхтя, выплескивая в небо кучи дыма. Под утро машинист стал давать прерывистые гудки. Проснувшийся народ бросился к окнам. Мы тоже стали смотреть, что же случилось? Оказалось, слева и справа нас окружали какие-то вооруженные люди, приказывая машинисту остановиться, поэтому он и давал прерывистый сигнал тревоги. Проснувшиеся военные, ехавшие в первых вагонах, сориентировались в обстановке и открыли огонь в воздух. Разбойники, не ожидавшие такого отпора и такого количества военных, быстро отстали от вагонов, бросившись врассыпную, стреляя для острастки в воздух. Никто никому никакого ущерба не причинил, и поезд, не останавливаясь, вез нас вперед.

Вскоре стал слышен гул орудийных раскатов – это мы подъезжали к линии фронта. На полустанке военный отряд высадился из вагонов и прямым маршем пошел на линию огня. Началась беготня и суета. Никто на полустанке не знал, что делать с нами, куда везти. Никто из железнодорожников не хотел ехать вперёд, потому что там стреляли. А назад нам возвращаться было нельзя. Так и просидели мы до вечера, ожидая хоть какого-то решения. Расспросив железнодорожников, мы узнали, что следующий полустанок находится верстах в десяти от нас. Если идти по полю, то часа через три можно будет добраться до него. Правда, с обеих сторон стреляли, а по полю ездили конные разъезды, но попробовать было бы возможно. На том и решили и стали ждать, когда окончательно стемнеет. Через час, когда темень покрыла землю, мы тихонько соскользнули в овраг и пошли в направлении полустанка.

Было тихо, только стрекотали кузнечики да изредка подвывал ветер. Пришлось идти, немного согнувшись, чтобы маскироваться со степью и на фоне более светлого неба видеть, что происходит вокруг. Примерно через час пути мы услышали топот копыт. Это был разъезд, только непонятно чей. Быстро выбрав небольшое углубление, мы припали к земле и затаили дыхание. Конники ехали примерно метрах в пяти от того места, где мы лежали.

–Слышь, Степан, там что-то шуршало,– сказал один из верховых, показывая в нашу сторону.

–Да ничего там нет, – ответил второй, продолжая ехать прямо, в отличие от первого, который притормозил коня и прислушивался к тишине.

–Да брось ты, если бы что было, мы бы увидели, а так, может быть, суслик на охоту вышел, почти, как мы, – и громко рассмеялся.– Ты вот дальше слушай: увидел я, значит, эту бабу, и все внутри у меня оборвалось….

Второй, постояв еще немного, развернул коня и поехал вслед за первым дослушивать его историю. Мы лежали, еле сдерживая дыхание, покрытые противным потом, который, казалось, струился отовсюду. Когда всадники отъехали на значительное расстояние, мы перевернулись на спину и, отдышавшись, двинулись дальше. Перед самым полустанком нам повстречался второй конный разъезд – это были белогвардейцы. Уже имея опыт таких встреч, мы переждали и его, а затем с утренними сумерками тихонько смешались с толпой людей, ожидающих начала железнодорожного движения. Наше путешествие закончилось нормально, даже грязная одежда дала нам возможность не очень сильно выделяться среди других. Приведя себя в порядок и освоившись на новом месте, мы стали выяснять, когда пойдет поезд в нужном нам направлении. Однако никто толком ничего не знал. С первыми лучами утреннего солнца послышалась канонада, напоминающая о том, что линия фронта проходит не так далеко. Сразу все оживилось: прискакали всякие военные, казаки, стали кричать на станционных начальников, те засуетились и в итоге на станции стали появляться составы с оружием, боеприпасами и солдатами. Разгрузившись, поезда стали формироваться в обратную дорогу. И как только они стали доступны, основная масса пассажиров бросилась штурмовать их. Нас, стоявших перед одним из таких составов, как волной внесло в товарный вагон и придавило к его стенке. Мы не стали особо возражать, только попытались отвоевать больше жизненного пространства и затем расположились на полу вагона, присыпанного душистым сеном. Минут через тридцать вагон начало мерно раскачивать, тем самым давая знать, что поезд начал движение. Мерный стук колес укачал нас, и мы впали в дремоту. Из этого состояния нас вывел скрежет тормозов остановившегося состава и открываемой снаружи двери вагона. В его проеме показался казак, который, осмотрев нас, крикнул:

–А ну выходь! Проверка документов,– и спрыгнул вниз, освобождая дверной проем.

Выйдя вслед за остальными на свежий воздух, мы увидели вокруг состава цепь конных казаков. Пассажиры стояли перед вагонами и предъявляли подходившим к ним офицерам свои документы и вещи. Кого-то уже арестовали, где-то раздались одиночные выстрелы. Все это сказывалось на состоянии людей, которые дрожали от страха. Тем, у кого, по мнению офицеров, документы были в порядке, разрешали вернуться в вагон, а тех, у кого они вызывали сомнение, отводили в сторону для уточнения некоторых обстоятельств.

Постепенно, проверяющие подходили к нам. Наконец перед нами вырос уставший штабс-капитан, сопровождаемый прапорщиком, и взял в руки наши документы.

–Кто такие, куда путь держите?

–Да в Екатеринбург едем, к своим семьям. Инженеры мы путей сообщения, вот попали в эту неразбериху, уже неделю добираемся.

–Что делать? Сейчас вся Россия движется куда-то, одни налево, другие направо, а раньше все только прямо и ходили, – ответил офицер, внимательно просматривая наши документы.

–А покажите ваши вещички, – попросил он, посматривая на наши рюкзаки.

–Да, пожалуйста, – ответил я, и, развязав рюкзак, вывалил к его ногам все содержимое.

Вместе с одеждой и продуктами питания на землю вылетела фотография, на которой были изображены моя мнимая жена и дети. Она приземлилась прямо у сапог штабс-капитана. Он нагнулся, поднял ее и внимательно стал рассматривать.

–Ваши?

–Да, вот к ним с коллегой и пробираемся, – ответил я.

Еще раз, взглянув на фотографию, он вздохнул и вернул мне ее.

–И мои, где-то там, мучаются, ждут меня, а дождутся или нет – никто не знает.

Затем, взяв под козырек, пожелал счастливого пути и пошел дальше проверять документы. А мы с Эдвардом, не дожидаясь очередного приглашения, мигом забрались