был просто вершиной порочности и цинизма, да плюс еще личная, уникальная его смесь старческой хитрости, мертвых глаз, слюнотечения и почти детского сознательного желания напакостить – и наслаждаться этим.

И Броуз, понял он, будет становиться только хуже. Мозг его будет гнить все дальше, крохотные кровеносные сосуды в нем будут схлопываться. И шаг за шагом ткань мозга, лишенная доступа к кислороду и питанию, будет отмирать. Оставляя за собой все более омерзительный след, все более ненадежный – как этически, так и прагматически.

Следующие двадцать лет под дряхлеющей властью Стэнтона Броуза окажутся все более омерзительными, пока разложение центрального управляющего органа будет проникать неуклонно глубже и глубже – и тянуть за собой весь мир. И он сам, и все его коллеги – все будут плясать и подпрыгивать, словно куклы на ниточке безумного дерганого кукловода; и с распадом мозга Броуза они, все его продолжения, будут распадаться в резонанс с ним. Боже, ну и перспектива…

Та сила, над которой Лантано имел уникальную власть – время, – была той же силой, что уничтожала органическую ткань Стэнтона Броуза. А значит…

Одним ударом, одним выстрелом автономного скоростного наводящегося по альфа-ритму дротика с цианидом он устранит эту разлагающуюся и разлагающую силу из их жизни. Ведь в этом же и был весь смысл полета в Нью-Йорк, в его офис, где уже ждали Лантано и Фут.

Но организм Джозефа Адамса все еще не был убежден, он вновь и вновь выбрасывал в нервную систему метаболиты страха. В поисках облегчения – иными словами, понял он, возможности побега. Я хочу сбежать.

И ведь Фут тоже, остро осознал он, судя по выражению лица, ощущал нечто подобное. Разве что не так ярко, как я ощущаю сейчас, потому что иначе он бы не полетел в Нью-Йорк, а давно бы сбежал. И Уэбстер Фут нашел бы способ скрыться. А я, понял он, не найду; я не готов к этому так, как готов он.

– Да, конечно, – сказал Адамс бойцу Фута, приставившему к его затылку пистолет. – Небольшое головокружение, но я уже в порядке. – И он повернул флэппл курсом на Нью-Йорк.

Коммандос Фута за его спиной убрал лазерный пистолет и спрятал его в наплечную кобуру, убедившись, что флэппл движется на северо-восток.

Джозеф Адамс же активировал сигнальное устройство на своем левом запястье. Мгновенно и автоматически микроволновый импульс устремился к его лиди и был воспринят, хотя его собственные рецепторы не восприняли ничего. И рецепторы четверых людей Фута – тоже.

И пока Адамс не отрывал взгляда от панели управления перед ним, его лиди в короткой схватке – ужасающе молчаливой – убили четверых людей Фута. Шум стих так быстро, что Адамс не успел даже поверить и принять для себя свершившийся факт; задняя дверь флэппла открылась, и с лязгом, ворчанием и натугой лиди выбросили вон тела четверки людей, прочь, в пустоту пространства и даль ночи, которая, как казалось Адамсу, началась, но никогда не закончится.

Адамс сказал:

– Я просто не могу лететь в Нью-Йорк.

Он закрыл глаза. In nomine Domini, подумал он. Четыре человека мертвы; ужасно, и ему теперь всегда носить на себе, носить с собой эту печать: именно он отдал приказ – и причем даже не своими руками. Что было еще хуже. Но они приставили мне к голове пистолет, попытался он найти оправдание, и от страха я сошел с ума; они угрожали убить меня, если я не полечу в Нью-Йорк, а поскольку я этого сделать не могу – помоги нам всем господь. И чтобы жить, мы должны убивать, и эта цена должна быть оплачена, эта нечестная сделка: четыре жизни за одну.

В любом случае дело было сделано. И поэтому он повернул флэппл южнее; теперь он направлялся на юго-восток, в сторону Каролины. Вместо Нью-Йорка. Который он больше никогда не увидит.

Ему потребовалось несколько часов, чтобы обнаружить в темноте под собой освещенное пятно, которое представляло собой место раскопок.

По команде Адамса его флэппл начал по спирали опускаться вниз. К той точке, где Николас Сент-Джеймс, бывший танкер, вел раскопки при помощи лиди Дэвида Лантано, в поисках возможного медицинского склада армии США еще довоенных времен и артифоргов – если они там были и если это была правильно выбранная точка, – где-то глубоко под поверхностью.

Приземлившись, Адамс пошел в сторону места раскопок. Чуть в стороне Николас сидел среди ящиков и коробок, и Адамс понял, что с местом Фут угадал. Склад армии США был найден, и довоенные запасы уже поднимали наверх. На рабочем жаргоне Янси-мэнов это называлось «рождественское утро».

Увидев первого из чужих лиди, Николас оторопел.

– Кто здесь? – спросил он. Одновременно и лиди Лантано остановили свои работы; без команды они двинулись к Николасу, чтобы защитить его; их аналоги рук опустились туда, где они носили оружие. Все это произошло быстро, бесшумно и, разумеется, синхронно.

Адамс отдал приказ, и его собственные лиди прикрыли его таким же защитным построением. Два человека в итоге оказались разделены двойной шеренгой лиди, которые стояли лицом к лицу, а люди не видели друг друга.

– Сент-Джеймс, помните меня? Я Джо Адамс; мы виделись в поместье Дэйва Лантано. Я заглянул проверить, сопутствует ли вам удача. Нашли ли вы свой артифорг?

– Редкостная удача, – крикнул в ответ Николас. – Но к чему это выстраивание лиди друг против друга? Кто с кем собирается драться и из-за чего?

– Я не хочу сражаться, – сказал Адамс. – Могу ли я отозвать своих лиди? Вы сделаете то же со своими? Дадите мне слово, что между нами не будет враждебных действий?

С искренним удивлением в голосе Николас ответил:

– Но войны ведь нет; так сказал Блэр, и я видел поместья. С чего бы вдруг возникли какие-то враждебные действия между нами?

– Действительно, причин нет. – Адамс подал сигнал своим лиди; они неохотно расступились, ибо все-таки каждый из них был ветераном войны, настоящей войны, окончившейся тринадцать лет назад.

Уже в одиночку Адамс подошел к бывшему танкеру.

– Вы сумели найти тот конкретный артифорг, что искали?

Возбужденно и радостно, как маленький мальчик, Николас воскликнул:

– Да! Три артифорга, сердце, почка – и, я нашел ее, поджелудочная железа, в своей заводской упаковке и запечатана в алюминиевый барабан. – Он с гордостью продемонстрировал находку. – В пластиковой оболочке для защиты от воздуха; без сомнения, в абсолютно новом, нетронутом состоянии. Этот контейнер обещает защиту содержимого – вот, гляньте сюда – в течение пятидесяти лет!

– Что ж, вы добились своего, – сказал Адамс. Ты нашел то, подумал он, ради