– Мои лиди в твоем распоряжении. И скоростной флэппл; он доставит тебя и девять-десять лиди в Северную Каролину. Вот точка, в которой им надо копать. И удачи, – кратко закончил Лантано. – Потому что с этого момента ты автономен, сам занимаешься своими делами. Сегодня вечером у всех нас есть другие дела.

Фут сказал:

– Конечно, хотелось бы не бросаться в это… очертя голову; жаль, что мы не смогли обсудить вопрос более подробно. – Он чувствовал страх. Экстрасенсорным предсказательским чутьем – но и обычный инстинктивный страх. – Хорошо бы у нас было побольше времени, – пожаловался он.

– Полагаете, оно у нас есть? – спросил Лантано.

– Нет, – ответил Фут.

26

Со своей громоздкой свитой из людей и лиди, окружающей его со всех сторон, Джозеф Адамс покинул гостиную виллы; Фут с Лантано последовали за ним.

– Действительно ли Броуз запрограммировал гештальт-махер? – спросил Фут у смуглого юноши – юноши на текущий момент, но, как видел Фут на анимированных фото спутниковой разведки, способного (по своему желанию или случайным образом) приобретать облик любого возраста на своем жизненном пути.

– Ну, поскольку машина располагала записью альфа-ритма…

– Которую мог получить любой Янси-мэн от любого из трех больших компьютеров, – сказал Фут тихо, чтобы не услышал Адамс, которого так или иначе изолировал от звуков лязг его окружения. – И, Лантано, давайте посмотрим правде в глаза, вы об этом знаете. Вы в ответе за смерть Линдблома? Я бы хотел знать точно, до того как мы начнем работать.

– А это важно? Есть ли какая-то разница?

– Есть, – ответил Фут. – Но я все равно буду продолжать. – Из-за того, что не продолжать было бы слишком опасно, из-за угрозы их жизням; вопросы морали на этой поздней стадии уже не были определяющими. С того самого момента, как он установил следящее устройство, камеру. Это надо же было оказаться жертвой собственного профессионализма…

– Я запрограммировал гештальт-махер, – сказал тогда Лантано.

– Но зачем? Что совершил Линдблом?

– Ничего. Фактически я был перед ним в глубоком долгу, поскольку именно благодаря ему получил машину времени; без него меня бы тут не было. А до него я… – совсем короткое, неуловимое колебание, – я убил Хига.

– Зачем?

– Хига я убил, – сухо ответил Лантано, – чтобы остановить спецпроект. Чтобы спасти Рансибла. Чтобы спецпроект рухнул – что в итоге и случилось.

– Но Линдблома-то за что? Я могу понять случай с Хигом. Но… – Фут развел руками.

Лантано сказал:

– Вот именно для этого. Чтобы подставить Броуза. Чтобы создать нить рассуждений, которая убедит Адамса в том, что именно Броуз убил его лучшего друга, единственного друга, насколько я понял, который оставался у Адамса во всем мире. Я рассчитывал, что гештальт-махер сможет уйти; не думал, что лиди Линдблома окажутся настолько выученными и быстрыми. Линдблом, судя по всему, ожидал чего-то подобного, но, видимо, с другой стороны.

– И чего вы добились благодаря этой смерти?

– Она заставляет Адамса действовать. Броуз очень осторожен; без какой бы то ни было рациональной и осознанной причины он не доверяет мне и избегает меня. Броуз никогда не приближался ко мне на расстояние действия оружия и никогда не приблизится; в одиночку, без помощи Адамса, я никогда бы не дотянулся до него. Я заглядывал вперед, и я знаю. Или Броуз погибает завтра утром в офисе Адамса – а это одно из очень немногих мест, куда он выбирается, – или Броуз продолжает жить и действовать, хотите верьте, хотите нет, еще двадцать лет.

– В таком случае, – сказал Фут, – вы поступили правильно. – Если это было правдой. И не было никакой возможности проверить. Двадцать лет. Пока Броузу не исполнится сто два года. Кошмар, сказал себе Фут. И мы пока еще не вышли из него; пробуждение только впереди.

– Чего Адамс не знает, – сказал Лантано, – и не узнает никогда, так это одного отвратительного факта, который никогда не должен был стать фактом. Линдблом, вплоть до момента своей смерти, мучился над решением одного вопроса. И на самом деле уже принял решение; он был уже готов донести о моральном сопротивлении Адамса их специальному проекту. Он знал, что Адамс находится на грани того, чтобы сообщить Луису Рансиблу достаточно информации, чтобы тот не был обманут, не попался на крючок; и тогда Рансибл, по подсказке Адамса, обнародовал бы свои археологические находки. Да, он потерял бы свою землю в Юте, но не все состояние полностью. Не свою политическую свободу. Так что в конечном счете Линдблом оказался лоялен Агентству. Броузу. А не своему другу. Я видел это, Фут, поверьте мне. Буквально на следующий день Линдблом собирался обратиться по известным ему каналам – и он точно знал, как, с чьей помощью это сделать, – к Броузу в его крепости в Женеве, и сам Адамс боялся этого; он знал, что его жизнь в руках Линдблома… Жизнь Адамса. И все из-за весьма необычных для Янси-мэна этических норм Адамса, его принципов, высших устремлений. Из-за того, что он чувствовал зло в этом спецпроекте, от начала и до конца. – Он смолк, наблюдая, как Джозеф Адамс в своем перегруженном флэппле умудряется оторваться от земли и стартовать в ночное небо.

– На вашем месте, – сказал Фут, – я бы никого не убивал. Ни Хига, ни Линдблома. Никого. – В своем бизнесе он видел уже слишком много убийств.

– Но, – сказал Лантано, – теперь вы ведь готовы в этом участвовать. В убийстве Броуза. Так что даже вы в некоторый момент чувствуете – признаете, – что не осталось других методов, кроме последнего. Я прожил шестьсот лет, Фут; я знаю, когда убивать необходимо и когда можно обойтись.

Да, подумал Фут. Ты явно это знаешь.

Но где заканчивается эта цепочка, спросил он у себя. Станет ли Броуз последним? На этот счет не было ровно никаких гарантий.

Его интуиция подсказывала, что на этом дело не закончится. Как только такой способ мышления, метод решения проблем приходил в движение, он начинал разгоняться сам по себе. Лантано – или Тэлбот Янси, как он скоро начнет себя называть, и, судя по всему, не в первый раз, – столетиями готовился именно к этому. Очевидно, за Броузом могли последовать Рансибл или Адамс и даже, как Фут и предполагал с самого начала, он сам. Кто угодно, если «необходимо», как выразился Лантано.

Любимое слово, подумал Фут, у всех тех, кого ведет жажда власти. Единственной необходимостью являлась внутренняя, удовлетворение собственных желаний. У Броуза она была; у Лантано она была; у бесчисленных рядовых Янси-мэнов и кандидатов в Янси-мэны она была