– Тогда ты должен кому-то рассказать! – Она уже наполовину кричала, лицо ее побледнело, на нем отразилась паника. – Полиции, кому-нибудь.

Я обхватил лицо Элли ладонями, пытаясь ее успокоить.

– У него нет денег, чтобы добраться сюда. Его разыскивают федералы. Он не осмелится рискнуть. Он не знает, где конкретно я нахожусь в Сиэтле. И уж точно ему не известно о выставке… Эльпидио и всем прочем с этим связанном.

– Господи, Аксель… – надтреснуто проговорила Элли. – Я… так боюсь за тебя…

От боли, прозвучавшей в ее голосе, внутри все скрутило.

– Не нужно. На мою долю выпадало дерьмо и похуже. Люди годами хотели моей смерти. Я очень хорошо научился уклоняться от пуль. – Я пытался говорить шутливым тоном, но Элли не попалась на уловку.

Взяв бутылку с виски, я сунул ее в руки девушки.

– Тебе лучше выпить.

Элли послушно опрокинула в себя большую порцию янтарной жидкости. Но когда опустила бутылку, на лице ее по-прежнему читалось беспокойство.

– Мать твою, Элли, – проговорил я и, взяв ее за руки, притянул ближе, уложил рядом с собой и впился губами в губы. Через несколько мгновений она расслабилась, и я отстранился.

– Не стоит слишком много об этом думать.

В глазах ее появились слезы. Элли пропустила пальцы сквозь длинные пряди волос, упавшие мне на лицо.

– У тебя не бывает передышки? Кажется, тебя всегда что-то преследует.

Печаль, прозвучавшая в ее голосе, глубоко ранила меня. Проглотив застрявший в горле комок, я произнес:

– Я сам все это сотворил, carina. Я вызвал войну, а это лишь последствия. Моя карма.

– Ты достоин лучшего, – прошептала она. Я читал по лицу Элли, как сильно она сама в это верила. И понятия не имел, чем заслужил эту девушку.

Осознав сказанные ею слова, я закрыл глаза.

– Я получил больше, чем заслуживаю. Один брат женат на цыпочке, которую любит больше жизни. И он играет в НФЛ. Другой тоже скоро туда попадет. У меня есть женщина, которая, черт возьми, хочет быть со мной, хотя я никогда не смогу понять почему. И я зарабатываю на жизнь, занимаясь любимым делом. Что еще я могу желать?

– Чтобы люди доверяли тебе. И братья узнали, что ты скульптор, и вновь приняли тебя… Чтобы ты жил в мире с самим собой и был счастлив.

Судорожно вздохнув, я проговорил:

– Не уверен, что это вообще когда-либо произойдет. А если и не сбудется, ничего страшного. Я и так получил больше, чем многие люди.

Я видел, что Элли намеревалась сказать что-то еще, но мне и в самом деле больше не хотелось обсуждать это дерьмо. Она прочитала все на моем лице.

– Ложись рядом со мной, – раздраженно вздохнув, произнесла она.

Я устроился слева от нее и чуть усмехнулся, когда она прижалась ко мне и обвила мою руку вокруг своих плеч.

– Безумная ночь, правда? – проговорила она, проводя пальцем по четкам, вытатуированным у меня на груди.

– Можно и так сказать.

– Они придут в себя, – продолжила она и, казалось, просто излучала позитивный настрой.

Я промолчал. Я был в этом не столь убежден.

– Аксель? – тихо произнесла Элли.

– М-м-м?

– А теперь ты расскажешь, как начал создавать скульптуры? Ну, когда находился в тюрьме. Мне бы хотелось побольше услышать о твоей творческой стороне.

Я вспомнил тот первый день, когда вошел в тюремный класс, и в груди потеплело. Какой-то парень учил нас искусству. Начальник тюрьмы и государство надеялись, черт возьми, что это поможет нам справиться со злостью.

Элли подвинулась в моих объятиях и оперлась подбородком на кулак, лежащий у меня на груди. В глазах ее отразилось волнение и предвкушение. Я собирался рассказать ей о своем искусстве. Наконец-то я смог заговорить об этом. Я уже давно не видел у Элли подобного взгляда. Когда я был для нее просто Эльпидио, она всегда на меня так смотрела. Но теперь девушка узнала, что я Аксель, и большую часть времени казалась обеспокоенной или, хуже того, грустила.

– Ты и правда хочешь знать всю эту скукоту? – спросил я.

Элли кивнула.

– Когда речь идет о твоих скульптурах, это вовсе не скучно. Для меня всегда самое интересное – узнать, как творец начинал свой путь. И нашел искру, давшую волю его страсти.

– Ну ладно, – шутливо произнес я, будто бы разговаривал с ненормальной.

Рассмеявшись, Элли ткнула меня локтем.

– Знаю, что я чокнутая, но все равно хочу знать.

Она потянулась свободной рукой к моей ладони, небрежно лежавшей на животе. И переплела свои пальцы с моими. Когда я взглянул на нее, Элли широко улыбнулась.

– Как я начал… – проговорил я и, сделав глубокий вдох, принялся рассказывать. – Меня только что ранили ножом, и я лежал в лазарете, приходя в себя. – Вспомнив об этом, я покачал головой. – Черт, казалось, я провел там целую вечность. Толпы охранников и психологов приходили днем и ночью, пытаясь заставить меня говорить, выдать прежнюю банду, но я молчал. Первое правило выживания в подобном месте – держать чертов рот на замке. Так я и сделал. Я ни с кем не разговаривал, все время оставаясь наедине со своими мыслями. И когда я лежал так, будучи не в состоянии двигаться, в голову лезло всякое дерьмо. Ну, вроде того, что я сделал в своей жизни. Я вспоминал все ошибки, несколько верных поступков… и свою семью. То, как я поступил с теми троими, единственными, кому когда-либо было на меня не наплевать, невзирая ни на что. И чем больше я думал о своем прошлом, тем сильнее меня захлестывало чувство вины, начиная разрывать на части.

Как бы ободряя, Элли сжала мне руку. Я продолжил.

– Наверное, я не смог справиться с тем, что увидел чертов свет. Впервые в жизни мне пришлось лежать и думать. Когда постоянно двигаешься, очень легко не испытывать чувства вины за сделанный выбор. Ты постоянно куда-то спешишь, торгуешь дурью, ну, все как обычно.

При этих словах Элли криво усмехнулась. Она казалась мне чертовски совершенной. Положив голову на кулак, она открыто смотрела на меня, принимая все, что я говорил. Девушка походила на мечту, ставшую явью.

– Продолжай, – настаивала она, и я, подняв наши соединенные руки, поцеловал ее нежную кожу.

Глядя на ее пальцы, я продолжил:

– Чем больше я думал обо всем, что сделал, тем больше злился. По-настоящему, Элли. Я не мог совладать с воспоминаниями. Они вызывали у меня ночные кошмары, которые остались и по сей день. Чувство вины было невыносимо. Когда физически мне стало лучше, одна из медсестер, которая очень хорошо ко мне относилась, спросила меня о татуировках. Она интересовалась, кто их придумал, и я сказал ей, что сам.

Элли пробежалась взглядом по моим татуировкам, а потом посмотрела мне прямо в глаза.