Сжимая в руке кодовый жетон, я направляюсь к «Прометею».

Подготовка, подготовка, подготовка.

Это являлось священной догмой для похитителя драгоценностей, с которым я когда-то пила коктейли на морском берегу в Хорватии. Он работал с «Розовыми пантерами» еще до того, как на сцене появилось молодое поколение и дела у них пошли неважно.

– Подготовка! – воскликнул он, высасывая последние капли алкоголя из апельсинового ломтика. – У этого нового поколения нет никаких умений. Они врываются куда-нибудь, начинают размахивать пистолетами, хватают первое, что под руку попадется, ну, может, тысяч на десять-двадцать долларов самое большее, но дело этого не стоит, совсем не стоит.

И снова, лежа в объятиях Луки Эварда той ночью в Гонконге, когда моя голова поднималась в такт его дыханию, покоясь у него на груди, когда я, по-моему, была счастливее всех, самой счастливой, какой только себя помню.

Я тогда спросила… кое-что… прижавшись к нему. Я боялась, что когда мы перестанем разговаривать, он заснет, а во сне все забудет, и это мгновение исчезнет навсегда.

Сейчас.

И теперь.

И вот – исчезло.

Так что я его разговорила, и он сказал:

– Вор однажды нарушает закон, по мелочи, и это легко, это сходит с рук, ты чувствуешь себя прекрасно, это легко, никакого особого ущерба. В следующий раз все снова легко, и еще раз, и еще, и еще, пока это не становится привычкой. Просто ты это делаешь, и все. И вот однажды тебе захочется чего-то большего – возможно, новую машину или новый дом – и у кого-то это есть, а у тебя нет, но все нормально, потому что ты знаешь, как это взять, а также знаешь, что заслуживаешь этого, потому что это не просто то, что ты делаешь, это то, кто и что ты есть. А на следующий день ты берешь пистолет, но ты не пустишь его в дело, однако ты привыкаешь к тому, как удобно он лежит у тебя в руке, и когда погибает твоя первая жертва, ты, наверное, пугаешься, а может, и нет, потому что носил с собой пистолет так долго, что это стало естественным и привычным. Неизбежным. Частью тебя. Вот именно такие люди меня и пугают, которые не идут на какое-то дело, а становятся этим делом. Которые не знают, когда остановятся.

– А разве полицейские не такие? Они не становятся частью своей работы?

Он на секунду задумался, потом тихонько рассмеялся каким-то горловым смехом.

– Может, и становятся. На тебя что-то такое начинает давить, когда ты, например, пытаешься вычислить и поймать убийцу. Ты знаешь, что он где-то рядом, готовый убивать, а внизу тебя ждет семья его очередной жертвы, и ты задумываешься… а есть ли у меня право уйти домой в пять вечера, зная все это? Могу ли я отдыхать на выходных, когда он рядом? Иногда тяжело быть хорошим полицейским и кем-то еще.

– А что же эта женщина в Ханг-Хоме? Она убийца?

– Кто знает? Может, однажды и станет такой.

Недолгое молчание, но он еще не спал, белки глаз сверкали в полумраке номера отеля, мысли парили где-то вдали. Я целую его в шею, не давая уснуть, растягивая это мгновение в вечность: он сейчас и я сейчас, это воспоминание, эти мы, чего я почти никогда не говорила, мы вместе, я и кто-то еще, кто часть меня, в настоящем времени.

Немного спустя он произнес:

– Я никогда не говорил о причале в Ханг-Хоме.

– Что?

– Ты сказала – женщина в Ханг-Хоме, но я о ней ни разу не упомянул.

Сон с него слетел, а я уже начала задремывать.

– Конечно же, упомянул, – ответила я. – Разумеется, упоминал.

Между нами воцарилось молчание. Теперь он был начеку, в половине пятого утра, когда город уже просыпался, над морем занимался рассвет, а он внимательно глядел на меня, и то, что было между нами, то мгновение, которое должно было длиться вечность, уже исчезало.

Прямо сейчас.

Я чувствовала, как оно стремительно ускользает.

Становится воспоминанием, лишь моим воспоминанием, чем-то только для меня, и каким-то нереальным в своем одиночестве, словно я все это себе навоображала, нафантазировала ночь с Лукой Эвардом, сон, который рассеется.

И вот.

Все исчезло. Разорвалось, как паутина, обрывки которой колышет ветер.

И я сказала:

– Пойду попью воды. Тебе что-нибудь принести?

– Нет.

Я отправилась в ванную и заперлась там, осталась сидеть с выключенным светом, обхватив голову руками, отсчитав пятьсот вдохов и выдохов, а когда я оттуда вышла, он уже все забыл. Он спал, и все закончилось.

Подготовка, подготовка, подготовка.

Я украла кодовый жетон мистера Канеко из спортзала, а отпечаток его большого пальца «срисовала» с бокала с вином.

В универмаге я стащила шелковый костюм и большой «дипломат», который разобрала и снова собрала, положив туда все, что мне нужно.

С заднего сиденья полицейской машины я стянула раскладную дубинку и баллончик с перечным газом. Факт: все японские полицейские должны научиться дзюдо.

Я украла набор мини-отверток, маленькую электродрель, фонарик, упаковку свечей, бутылочку бензина для зажигалок и пару защитных очков для сварки. Я засекла, сколько горит одна свеча, и обрезала остальные под нужное мне время.

Отмычки я купила по Интернету. Пакетик простого йогурта стоил потрясающе дорого, но это же Япония. В моей гостинице лежали спички с ее рекламой, и я их взяла. Петарды висели у ворот храма, но мне это показалось святотатством, так что я купила их в магазине напротив.

Я крала коды и ключи, теперь уже осторожно, поближе к концу – все надо было украсть как можно ближе ко дню операции, чтобы пропуска не деактивировали, а коды не поменяли.

Я получила доступ к первой линии компьютеров на ресепшн «Прометея», украв аккаунт электронной почты у компьютерщика с одиннадцатого этажа и разослав от его имени вложение под названием «Важное обновление системы безопасности» секретарям на ресепшн, которые открыли его, и каждый их удар по клавиатуре сделался моим.

Я купила услуги у хакера, скрывавшегося под ником «ОсумиБылаПтеродактилем», и за десять минут до моего входа в здание «Прометея» она взломала управление веб-камерами в вестибюле и заморозила ввод данных в них на десять секунд до моего входа и на десять секунд после него. Мое лицо не попало в объективы.

Я вошла через главный вход, и никто меня не остановил.

Это было мое шестое посещение офисов «Прометея».

Гоген будет где-то рядом. Как он добрался до Токио? Возможно, просмотрел видео с камер на самолете в Шарм-эль-Шейхе, пытаясь обнаружить меня, а вместо этого обнаружил себя, наставившего нож на женщину, которую не мог вспомнить. Возможно, ему не удалось придумать убедительную версию того, как он добыл бриллианты, мой багаж и мои паспорта. Гоген поразил меня как личность, гордящаяся своей памятью, и поэтому, разумеется, он прибыл в Токио, поскольку Филипа ела с кем-то, кого не смогла вспомнить, а Токио – это то место, где располагается «Совершенство».