– Но… Мне обещали… – промямлил скульптор, все еще не желая расставаться с надеждой.

– Что ж, Андриан Эрастович. Мы обещали. Но обстоятельства оказались сильнее нас!

Сквочковский помолчал, подобрался и, прищурив глаза, заклокотал по нарастающей.

– Но я… Вы… Вы даже не подозреваете, какой скандал я могу устроить! Я обращусь в прессу. Этот ваш липовый генерал один чего стоит!

– Можете. Но не будете, – спокойно оборвал его Голомёдов. – Посудите сами, Андриан Эрастович! Этот генерал – практически ваш родственник и благодетель. Благодаря ему вы – один из самых известных людей в городе. Пресса вот уже месяц только о вас и вашей работе говорит. К вам пришла заслуженная слава. Сегодня вы – самый раскрученный скульптор Славина. Неужели вы оттолкнете успех обеими руками?

Если вы поднимите скандал, кем вы будете? Героем-разоблачителем? Нет! Вы будете шулером и соучастником аферы! Не боитесь, что люди вам в глаза начнут плевать? Подумайте, второго шанса подняться на вершину Фортуна вам может и не предоставить!

Сквочковский вдруг отчетливо понял, что Голомёдов полностью прав. Тем не менее, в душе осталось устойчивое ощущение, что его только что красиво обвели вокруг пальца. Он бессильно потупил глаза и изо всех сил постарался сдержать нахлынувшие слезы. Голомедов же тем временем панибратски подмигнул Зозуле: «Одним меньше!». Зозуля довольно поиграл усами и радушно сказал:

– Да вы ж не убивайтесь так, ядрен-батон! Вот стану мэром, работенку для вас найдем подходящую – по культурной линии. В начальники Управления Культуры хотите? Или в Управление главного архитектора? А на будущий год – ей-ей, вам звание вручим.

Скульптор поднял на Харитона Ильича полные невыплаканных слез глаза и трясущимися губами прошептал:

– Правда?!

– Хотите, побожусь?

Андриан Эрастович сглотнул ком обиды и постарался улыбнуться.

– Ну, чего же вы, а? – засмеялся в голос Харитон Ильич. – У нас тут новости такие, а вы киснете! А ну, давайте чайку, а? Можно бы и чего покрепче, да мне, ядрен-батон, на встречу через час…

Василий, Кирилл, Харитон Ильич и Андриан Эрастович сдвинули кружки с чаем. Впереди оставалась только финишная прямая. Соперники еще даже не показались из-за поворота стадиона. До заветной финишной черты – несколько шагов, самых легких и самых трудных одновременно. Силы на исходе, но трибуны уже ревут, готовые аплодировать новому чемпиону. Лидер гонки устал, но он счастлив. Он может позволить себе потратить заветные доли секунды, чтобы подхватить флаг, брошенный болельщиком, и финишировать с ним… Шаг, еще шаг – почти полет, и…

И у спортсмена развязывается шнурок. Вместо красивого финиша он запинается, с размаху падает лицом на шершавое покрытие дорожки и смачно расквашивает нос.

Харитон Ильич не поехал на назначенную встречу. Кирилл и Василий не смогли его сопровождать. Андриан Эрастович не вернулся в свою мастерскую. Все они буквально через полчаса были срочно госпитализированы по «Скорой» с подозрением на неизвестную острую кишечную инфекцию. В качестве симптомов у всех четверых были отмечены слабость, рези в брюшной полости и, пардон, жидкий стул.

Строгий карантин в городской инфекционной больнице, не смотря на протесты, подкупы и угрозы внезапно заболевшей четверки, продлился трое суток – до того момента, как были подготовлены окончательные результаты анализов. На три долгих дня основной претендент на звание мэра и руководство его штаба оказались выключенными из предвыборной гонки.

Впрочем, анализы показали, что все четверо здоровы – загадочная инфекция исчезла так же внезапно, как и появилась. Подлинный диагноз так и остался загадкой для медиков.

Приподнять завесу тайны смогла бы Зинаида Леонидовна Тушко, если бы внимательно изучила коробку со своим модным чаем из Поднебесной, на которой русскими и латинскими буквами, вперемежку с иероглифами, значилось:

Но, во-первых, Зинаида Леонидовна абсолютно не понимала по-китайски, а во-вторых, ее и саму на несколько дней приковал к унитазу загадочный недуг.

Ветреные рифмы покинули Славинского поэта Шашкина. Строки и строфы не маршировали стройными шеренгами под его звонкую команду на листах бумаги. Склонив убеленную сединами голову, сидел он на шатком табурете, но не гротески и метафоры, не оксюмороны и синекдохи были предметом его тяжких дум.

Если бы кто-то внимательный вслушался в его бессвязное бормотание, он мог бы подумать, что Шашкин решил изменить поэтическому жанру с детективным, и теперь сутками прокручивает в голове лихие кровопролитные сюжеты.

– А если в маске? – задумчиво шептал он. – Ворваться с оружием и чулком на голове? И скрыться на машине под визг горящей резины…

Но все было проще и сложнее одновременно. Поэт Шашкин обдумывал акт вандализма, который, впрочем, он считал операцией возмездия. Целью Александра Александровича был глиняный генерал, которого еще не успели отлить в бронзе. Дело в том, что вместе с будущим памятником можно было убить поразительно много зайцев. Во-первых, не будет шумихи вокруг торжественного открытия монумента. Следовательно, у выскочки Пилюгина не будет ни поводов, ни возможности, чтобы получить власть над умами аудитории. Во-вторых, вместе с памятником автоматически исчезнут притязания скульптора и мецената на звание «Почетного гражданина». А тогда и в самом деле – почему бы не надавить на нужные рычаги в Общественной палате, членом которой он является, и не забаллотировать свою кандидатуру? Чем черт не шутит?

Была, конечно, во всей этой сладкой истории и своя ложка дегтя, а именно, невозможность прочесть Торжественную Оду на открытии памятника. Но, во-первых, до сего дня Ода так и не была завершена, поскольку Шашкину пока не удавалось никуда втиснуть слова «суровый воин». А во-вторых, поэт утешил себя мыслью, что Оду можно будет прочитать на другом торжественном мероприятии. Например, похоронах Сквочковского, которого хватит удар от горя.

Итак, приговор памятнику был вынесен. Оставалось проработать детали его исполнения. Но с деталями как раз и не заладилось. Вернее, деталей имелось так много, что налицо был кризис перепроизводства. Поэту Шашкину мешало излишне живое воображение. Помимо воли автора оно рисовало, безусловно, динамичные, но – увы – абсолютно нереальные сюжеты. Так, к примеру, первый этап операции «Возмездие» предполагал преодоление преграды в виде входной металлической двери. Эту задачу поэт Шашкин в своих грезах решал одним мощным ударом ноги, чему в реальности, безусловно, воспрепятствовал бы застарелый коленный артрит. В других вариантах он иногда подкладывал под дверь бомбу, иногда с ловкостью матерого медвежатника «подламывал» замок, а один раз даже додумался до сверх-секретного порошка, как будто бы стоящего на вооружении спецслужб. Чудо-порошок на время «растворял» любые преграды и позволял абсолютно легко проходить сквозь двери, окна и даже стены.