Почувствовав, как лицо заливает жар, мальчик отступил и врезался в Анжело. Тот его подхватил.

— Смотри, куда идешь, глупый. Тебе обязательно все время дурачиться? Хочешь упасть и что-нибудь себе вывихнуть перед премьерой? Ступай надень трико, будем прогонять номер.

Томми убежал переодеваться, а когда вернулся, Сантелли были уже наверху.

Вскарабкавшись к ним, Томми протянул Марио перекладину, но тот мотнул головой:

— Иди, чего ждешь?

— Ты же всегда начинаешь первым.

— Да иди уже, чтоб тебя! У меня что-то с запястьем.

Томми заметил, что под тканью запястье Марио обернуто пластырем. И теперь он сражался с завязками, пытаясь зубами и свободной рукой закрепить поверх кожаную защиту. От хмурого взгляда мальчику стало почти физически больно.

Потом нахлынул стыд. Веди себя Марио как обычно, и Томми смог бы все забыть, принять за своеобразную игру, проигнорировать. Но теперь смятение и вина затопили с головой. Он не понимал — ни тогда, ни годы спустя — что чувствует Марио. В смущенном порывистом желании все исправить Томми коснулся больной руки.

— Это я тебя внизу так? Сказал бы…

— Да ничего… может, оперся на него неловко. Ты идешь или как?

Томми взялся за перекладину и прыгнул. Все разминочные маневры шли более или менее хорошо, но Марио был в одном из своих — как Анжело их называл — настроений примадонны. За практически совершенными качами и оборотами следовали такие неуклюжие возвращения, что даже Томми позволял себе морщиться. Дважды, идя на двойное сальто, Марио в последний момент разжимал руки и падал в сетку, ничего не объясняя. Даже Анжело, самый сдержанный и терпеливый партнер в мире, под конец сел прямо и гневно крикнул, что если Марио вздумалось попрактиковаться с сеткой, то он, пожалуй, пойдет выпьет чашечку кофе. И какого черта Марио вдруг забыл, что его ждут на другой стороне?

Потом Папаша Тони позвал их на двойную трапецию, и тут-то стало окончательно ясно, что день не задался. С мостика они сошли до того неуклюже, что Папаша криками загнал их обратно. Потом Томми замешкался, ладони его легли на перекладину на четверть секунды позже, и под неравным весом трапеция пошла так сильно в сторону, что им осталось только прыгать в сетку.

Когда они снова залезли наверх, Марио прорычал:

— Какого черта? Может, будешь смотреть на меня, а не небом любоваться?

Опасаясь повторить ошибку, Томми переборщил и схватился раньше, чем надо.

Перекладина отлетела и ударила Марио по перевязанному запястью. Тот, взвыв от боли, схватился за боковую стропу.

— Черт подери, смотри, что делаешь!

Папаша Тони, качаясь сверху, крикнул:

— Что там у вас творится?

Холодная загрубевшая ладонь Марио на миг легла на голое плечо Томми.

— Так, ragazzo, — свирепо проговорил он. — Давай что-то делать, пока нас отсюда не вышибли.

На этот раз им удалось одновременно сойти с мостика, зато в руки ловиторов они пришли вразнобой: Томми дотянулся до Папаши Тони раньше, чем Марио ухватился за запястья Анжело. Затем они смогли выровняться, однако грязно приземлились. Томми бы покатился по мостику, если бы не схватился за одну из опор. Марио сумел удержать равновесие, но, обернувшись к Томми, яростно выругался по-итальянски.

Отпустив перекладину, Папаша Тони нырнул в сетку и знаком приказал им спускаться. Встретил он их хмуро, мокрые взъерошенные волосы торчали, как показалось Томми, будто маленькие изогнутые дьявольские рожки.

— Да что с вами такое? Здесь не шоу Панча и Джуди! Я никогда вас такими не видел! Томми, так ты отвечаешь на добрые слова? Я доверяю тебе, и вот это твоя благодарность? Стыдись!

Томми сглотнул. Но его научили никогда не оправдываться.

— Я… простите, кажется, не выходит… Можно еще попробовать?

Однако Папаша Тони уже переключился на Марио.

— Мэтт, ты научил Томми реагировать на твои сигналы, а сам их не подаешь. Ты как кукла… кому-то надо дергать за ниточки! А вот здесь ничего! — он хлопнул Марио по груди. — Когда ты один, то справляешься за счет Анжело. Он смотрит на тебя и рассчитывает время. Он может… как это?… компенсировать. Но в дуэте…

— Я подавал сигналы, — резко ответил Марио, — но весь расчет сбился…

— Слушайте, это я виноват, — встревоженно сказал Томми. — Выбился из ритма…

— А теперь слушай, — Папаша Тони смотрел на Марио, не обращая на мальчика ни малейшего внимания. — Томми думает, что хорошо знает, в чем дело… Он считает, будто видит твои сигналы. Но на самом деле ты передаешь их изнутри, как электрический ток. Ты говорил вслух — я слышал — однако не давал ему синхронности. Ты делал, потом говорил. А в этом трюке вы должны двигаться так, будто у вас одна голова на двух телах. Томми старается работать по твоим расчетам, а их как раз нет. Ты когда-нибудь видел одну машину с двумя водителями? Нельзя выполнять трюк самому, позволять Томми повторять и ожидать, что все получится. С таким же успехом один человек может заниматься любовью. Если твое чувство времени сбилось, не вини мальчика.

Томми слушал, открыв рот. Он так привык к гневным разносам Папаши Тони, что мягкость нотации его поразила.

— Avanti, вы оба… И Мэтт, ты должен гореть, понял? Иначе ничего не будет!

Марио криво усмехнулся Томми.

— Я тебя сбивал?

— Я думал, это из-за меня, — честно признался Томми.

Марио снова улыбнулся — слабой тенью прежней улыбки — и пошел к лестнице.

— Да, ты думал… Пойдем, попробуем на этот раз войти в ритм.

Но Томми уже понял, в чем проблема. Вместо того чтобы двигаться в унисон, вместе, они пытались двигаться вместе — а это было вовсе не одно и то же. И теперь он смутно понимал, что не виноват. Марио не додавал чего-то такого, что делало трюк успешным. Они были просто двумя гимнастами, мастером и новичком, которые выполняли