Вы увидите перед собой поле, покрытое подбитыми танками. Вам предстоит особая задача. Вы будете отмечать, где останавливаются подбитые немецкие танки. Подбитый танк может загореться, а может и не загореться. Это зависит от места попадания и от тысячи других факторов. Если танк не загорится, экипаж откроет люки, покинет подбитую машину и побежит обратно к своим позициям, чтобы получить новый танк и вернуться в бой. И ваша задача, товарищи снайперы, будет состоять в том, чтобы не дать немецким танкистам добежать до своих позиций. Убивайте их без пощады! Мстите им за зверства, за жестокость, за то зло, которое они принесли, вторгнувшись в нашу Родину, мстите за разоренные деревни и города! Вот ваша святая задача.

Но также я хочу кое о чем предостеречь вас. Как я уже сказал, немецкие танки будут загораться или же нет, в зависимости от того, куда попадет снаряд. Если танк загорится, возможно, весь экипаж или кто-то из его членов вылезет из люков. Скорее всего, эти люди будут объяты пламенем. Вероятно, вам уже приходилось в прошлом видеть, как человек сгорает заживо, и вы знаете, что зрелище это не из легких.

Однако ваши сердца должны оставаться каменными. Чисто по– человечески вы ощутите порыв проявить милосердие и положить конец страданиям, всадив пулю в кричащую, прыгающую фигуру. Под страхом смерти вам запрещается добивать горящих немецких танкистов. Вы должны полностью сосредоточиться на целых и невредимых немцах. Также вам запрещается тратить время и патроны на наших танкистов, объятых пламенем. Завтра на поле боя будет действовать приказ номер 270. Помните: ни один патрон не может быть израсходован из чувства сострадания.

Согласно сталинскому приказу номер 270 родственники дезертиров и изменников несли ответственность за совершенные ими проступки. Мила мысленно презрительно фыркнула, поскольку из ее близких родственников в живых не осталось никого.

Через несколько часов она, ухватившись за скобу, взобралась на броню Т-34 (командир танка, светловолосый парень лет двадцати, чем-то напомнил ей брата Гришу). Взревев двигателем, танк в предрассветных сумерках выехал из деревни в окружении легиона своих братьев, выстраивающихся в огромный клин, растянувшийся, покуда хватало глаз, и вся эта армада двинулась навстречу немецким орудиям, навстречу другой танковой армии. Бронированные чудовища, чуть задрав стволы пушек, подобно стаду динозавров мчались вперед, взбирались по склону холма, без остановки форсировали на полной скорости ручьи, ломали деревья, изрыгая черный дым и взметая гусеницами комки земли.

Танки выехали на обширное поле, накрытое куполом неба. Вокруг простиралась плоская равнина. Это сражение, начисто лишенное каких-либо отвлекающих факторов, превратилось в квинтэссенцию: ровная плоскость равнины, уходящая до самого горизонта, голубая арка, покрытая большими кучевыми облаками, крошечные люди и машины в мире, который мог быть сотворен лишь каким-то безумным гением. Танки мчались вперед.

Все чувства Милы заполнились запахом выхлопного дыма и солярки, грубой тряской подвески танка, принимающей на себя все неровности почвы, пронзительным свистом пролетающих над головой снарядов, частым грохотом взрывов. Шедший рядом танк получил попадание и через мгновение исчез в ослепительной вспышке пламени. Земля вокруг содрогнулась, и повсюду разлетелись раскаленные осколки, кромсающие все на своем пути. Мила судорожно прижалась к броне, стараясь удержаться верхом на чудовище, однако сделать это было непросто. Другой снайпер, сидевший с противоположной стороны, сорвался с танка, словно проваливаясь в море перепаханной гусеницами равнины, и больше Мила его уже не видела.

Танки мчались навстречу огненной буре, в безбрежном океане оглушительного шума, в который каждый двигатель, каждый снаряд, каждая ветвь, раздавленная гусеницей, добавляли свои призвуки, и весь этот гул давил на чувства Милы с такой мощью, что в конце концов она просто онемела.

И тут она увидела их, примерно в километре впереди. Маленькие, с виду совершенно безобидные. Танки 2-го танкового корпуса СС, все три дивизии: «Мертвая голова», «Рейх» и «Лейбштандарт Адольфа Гитлера». На таком расстоянии они казались черными коробочками, которые вздымались и опускались в такт рельефу местности.

Сблизившись, немецкие танки остановились и открыли огонь. Тактика их действий была простой, до нее додумался бы и ребенок. Немецкие танки имели более толстую броню, их орудия были мощнее. Следовательно, расстояние было для немцев союзником. Если бы все определялось только стрельбой, исход дела решило бы мастерство немецких наводчиков. Танкам 5-й гвардейской танковой армии требовалось сблизиться с противником, проникнуть в его боевые порядки, чтобы бить немецким танкам в борт и в корму, и только тогда легкие 76-мм снаряды смогут пробить броню. За этот бросок вперед приходилось платить кровью. Лишь шестьдесят процентов советских танков доберется до цели, остальные сорок застынут на полпути, объятые пламенем, раздавленные кинетической энергией 88-мм снарядов, даже на излете сохраняющих убийственную мощь. Но другого пути не было. Значит, будет так. Советские танкисты заплатят эту цену. Кому выпадет роковой жребий?

Повсюду вокруг вспыхивали танки. Одни, получив прямое попадание 88-мм снаряда, просто испарялись, и когда дым рассеивался, казалось, что их вообще не существовало. Но в этой накатывающейся непреодолимой волной массе бронированных машин смерть принимала разные обличья. Подбитая «тридцатьчетверка» застывала на месте, уронив ствол пушки, языки пламени принимались лизать броню, и вдруг словно распускался огненный цветок, пожирая все вокруг. Но бывало, танк не загорался, а просто отбрасывал перебитую гусеницу и с бессильным ревом кружился на месте, все глубже зарываясь оголенными катками в землю.

Танк, на котором сидела Петрова, трясло так сильно, что она не могла отчетливо разглядеть происходящее вокруг. Глаза у нее слезились от пыли, все мысли были сосредоточены только на том, как удержаться за стальную скобу и не сорваться с брони, голова гудела от постоянной тряски, от удушливого запаха дизельных выхлопов, пороховых газов и зловония паленой плоти. Образы мелькали перед ней и исчезали, словно она сидела в кинотеатре, где аппарат, закрепленный на спине обезумевшей лошади, проецировал изображение на стены и потолок. Объятые пламенем люди. Ослепительные молнии взрывов. Отдача при выстреле собственного танка. Давление ударной волны. Далекие вспышки выстрелов, вырывающиеся из дул 88-мм орудий «Тигров», дождь из земли и мелких камешков, жалящих кожу болезненными уколами, – все это напоминало ад в представлении Достоевского.

И вдруг все разом исчезло, поскольку танк, на котором ехала Мила, вместе с десятками других советских танков спустился в низину и на какое-то время исчез из поля зрения немецких наводчиков. Это показалось кратковременным возвращением в рай: почва стала ровной, тряска почти прекратилась. Танки неслись через пшеничное поле, и Мила, оглянувшись, увидела длинные шрамы, оставленные бронированными машинами в сплошном ковре колосящихся злаков, тех самых, в которые ее отец вложил всю свою жизнь и за чье спасение он умер.

«Я тебя не подведу, папа, – подумала Мила. – Я буду такой же храброй, как и ты. Я спасу пшеницу».