– Она необычная, Питер. Поистине бесценный дар.

– Да, так и есть.

– Слишком юная, чтобы остаться без матери.

– Я знаю, да. Думаешь, почему я пришел к тебе?

– Если ты пришел за ней, у меня ее нет. Я ее продала, как и обещала.

– Хорошо. Но я здесь не за этим.

– Да? А я подумала, что пришло время отдать ее ей.

– Нет. Я не могу. И не буду.

– Мы оба знали, что час расплаты наступит. Это ее собственность, Питер. Собственно, это она и есть.

– Не надо так говорить. Меньше всего я сейчас расположен выслушивать такие речи, и уж тем более – от тебя.

– Тогда зачем ты пришел? Явно не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.

– Мой брак распадается, и мне нужна помощь, чтобы его сохранить.

Хильда смеется:

– Тут я тебе не помощница. О боги, если бы Маева знала, где ты сейчас!

– Думаешь, я этого не понимаю? Я в отчаянии, Хильда.

– Любовь никогда не дается легко и просто.

– На самом деле в любви все просто. Если она меня любит, то сделает правильный выбор.

– Выбор? По-моему, ты не оставил ей выбора.

– Господи, ты сейчас говоришь, точно как Мае. Я надеялся, что это все выдумки ее воспаленного разума… Может быть, доктор прав. У нее затяжная истерика с галлюцинациями.

– Доктор? Ох, Питер. Как можно быть таким наивным и глупым?! Я знала еще тогда, семь лет назад, когда ты пришел в мой шатер с совершенно безумными глазами, уже женатый на незнакомке, – знала, что этот день настанет. Я думала, что все дело в кораблекрушении: что ты все еще бредишь и не видишь, что происходит. Я все ждала, когда ты образумишься. Но теперь все понятно. Ты не видишь не потому, что не можешь. А потому, что не хочешь.

– Я никому не отдам свою жену.

– Ты упрямый дурак. Нельзя отдать то, чего у тебя никогда не было. Нельзя приручить море, нельзя завладеть дикой стихией. Ты сам живешь морем, и я думала, что ты должен был сообразить. Маева не твоя. И никогда не была твоей. Она вообще не из этого мира. Ты украл ее кожу, Питер. Зачем было так делать, если она и вправду хотела остаться с тобой?

Нет, папа никогда бы не стал…

– Я ее не украл! Она сама отдала ее мне. По доброй воле.

– Тогда сделай то, что я предлагала еще тогда, семь лет назад: верни ее ей и посмотри, что будет. Скорее всего ничего. Все равно головы больше нет, так что и все остальное уже бесполезно. К тому же теперь у нее есть Лейда.

– Не впутывай в эти дела мою дочь!

– Так на Лейде-то все и завязано. Бедная девочка… Не нужен никакой доктор, чтобы понять, что происходит.

Бедная девочка? Что со мной не так?

– Я сказал, прекрати, Хильда…

– Открой глаза, Питер. У нее синие руки. Она ростом с трехлетнего ребенка, хотя ей почти восемь.

– Да, она маленькая. Но она еще вырастет… И синева сойдет, когда она станет старше.

– Ее руки синее зимней луны. Интересно, в кого она такая?

– Осторожнее, женщина. – Папин голос становится очень тихим. – Ты на опасном пути.

– Извини, но кто-то должен это сказать… Она проявляла другие странности?

– Какие странности?

Хильда долго молчит, а потом говорит:

– Необычные способности. Власть менять окружающий мир. Воздействовать на погоду, или на поведение животных, или…

Папа фыркает:

– Ты сейчас говоришь, как наши церковные кумушки.

– Я знаю лишь то, что знаю. Я видела таких, как Маева. Всего однажды, на Шетландских островах. Они танцевали на берегу.

– И что?

– Они все высокие, стройные. По крайней мере, на суше. Говорят, что в воде они меняют обличье. Но они точно не низкорослые и не беловолосые. – Хильда медлит. – И ты, кстати, тоже.

Небо кружится у меня над головой, и голова тоже кружится вместе с небом. Я смотрю на свою синюю руку, которая без перчатки. От кого у меня эта кожа? Эти волосы?

– Пора взглянуть правде в глаза.

– Не надо так говорить.

– Это надо было сказать еще несколько лет назад. Она не твоя…

У папы срывается голос:

– Она мне жена, а значит, она моя.

– Я говорю о ребенке. – Хильда вновь медлит. – Глупо связывать всю свою жизнь с тем, что никак не твое. Никогда твоим не было и не будет. Ты не согласен?

Чья же я, если не папина?

Папин голос превращается в хриплый шепот:

– Ради богов, Хильда, ты сама не знаешь, о чем говоришь. Маева никогда бы… – Он умолкает, не договорив. – Я пришел к тебе за помощью. Так помоги мне, черт возьми. Пока я не совершил что-то непоправимое.

Например, не отдал нас в больницу?

– Нет никаких амулетов и заклинаний, которые справились бы с такой чистейшей магией. Мои способности меркнут в сравнении с этой силой. Я могу лишь сплести защитную сеть вокруг Лейды. Клетка, которую я ей дала, привяжет ее к тебе, даже если Маева решит уйти. С дочерью или без дочери. Но я тебя предупреждаю: подумай как следует. Это заклятие неизбежно будет иметь последствия, которые даже я не сумею предвидеть. За колдовство надо платить, и обычно цена высока.

Мама никогда меня не бросит. Она обещала…

Я быстро встаю. Клетка и куколка падают с моих колен на траву, ударяются о стенку шатра. Я поднимаю клетку, проверяю, не раскололся ли кокон. Он вроде бы целый, висит, прилепившись к жердочке, где должна сидеть птица. Просунув палец сквозь прутья, я трогаю кокон. Он мягкий, как стебелек молочая. Интересно, что будет, если его расковырять? Существо внутри погибнет?

Звенят бусины полога на входе в шатер; папа выглядывает наружу:

– Лейда, что ты делаешь?

– Жду, папа. Как велела та тетя.

– Может быть, подождешь на причале? Посмотришь на корабли? Нам все равно надо в ту сторону на обратном пути. Встретимся у маяка через пару минут.

Но вода так далеко.

– Мама велела не отходить от тебя ни на шаг. Что она скажет, если узнает? А вдруг я потеряюсь?

– Нет, Лей-ли, ты не потеряешься. Ей вовсе не обязательно знать, что ты гуляла сама. И ты уж точно не пропустишь маяк, его хорошо видно отсюда. – Он указывает на причал у подножия холма. Да, маяк хорошо виден: высокий, раскрашенный красными и белыми полосами. – Ты же сможешь спуститься на пристань сама? Это же так интересно! Твое первое самостоятельное приключение! Да и идти совсем недалеко. Иди к маяку и ни с кем не разговаривай по дороге. Когда дойдешь до воды, начинай считать. Ты еще не успеешь досчитать до ста, а я уже буду рядом, честное слово.