Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я согласна. Но…
— Ура, — воскликнул Венсель, не позволив Усладе договорить.
С этим возгласом он навалился на борт лодки, резко наклонив её на себя. Услада вывалилась в воду, смела Венселя с ног, и они вместе окунулись с головой.
Первый миг, вынырнув на поверхность, Услада отчаянно завизжала и забила руками. И только потом сообразила, что во-превых, Венсель крепко держит её за талию, а во-вторых, глубина в этом месте от силы по пояс, так что утонуть ей в любом случае не грозило. Зато её визг привёл в смятение всё сообщество подземных улиток: вытянув в её сторону бесчисленные щупальца с глазами на концах, население пещеры дружно вспыхнуло серебристым лунным сиянием. Колонии улиток, словно живые созвездия, украшали свод пещеры и частой мозаикой окаймляли берега озера! Их были тысячи, десятки тысяч!
Первым делом Услада попыталась залепить Венселю пощёчину. Тот, смеясь, увернулся и принялся засыпать её со всех сторон потоками брызг.
— Ах ты!.. Да ты!.. — кричала Услада, в ответ щедро окатывая водой его. — Вот я тебе!..
Спасаясь, Венсель нырнул. Воцарилась тишина.
— Венсель? — позвала Услада. — Ты где?
Ответа не последовало. Мгновения шли, поверхность озера осталась пуста и спокойна. Свет улиток начал понемногу тускнеть. Услада испугалась не на шутку.
— Венсель! — закричала она отчаянно. Почти сразу сзади раздался тихий всплеск, и тёплые руки ласково легли ей на талию.
— Да что же у тебя шутки такие дурацкие, — прошептала Услада обиженно, не зная, смеяться или плакать.
Конечно, она его простила. Вместе они выбрались на берег. Одежда промокла насквозь. В подземелье не было никакой возможности её просушить, но Венсель сказал, что найдёт способ исправить дело, надо только снять всё и разложить по камням. На робкие возражения Услады о том, что ходить раздетыми друг перед другом им невместно, он возразил: «Был бы толк стесняться? Всё равно тут темно и ничего не видно». И принялся помогать Усладе разязывать гашник на понёве. А потом были и поцелуи, и ласковые слова, и ночёвка вдвоём в уютной хижинке, устеленной мягким сеном… Правда, спать в ней почти не пришлось.
Утром Венсель на руках принёс Усладу к озеру, мыл её в тёмной воде, осторожно гладил ладонями ей спину, шептал ей на ухо странные заклинания вперемешку с глупыми нежностями и забавлял её, тревожа улиток на стенах и составляя из их светящихся раковин вензеля и картинки. Стоило Усладе захотеть есть — Венсель выкопал на мелководье какие-то странные корни, оказавшиеся не только съедобными, но и на диво вкусными. Она пожаловалась, что замёрзла — он тут же унёс её назад в хижину, и на сей раз Усладе гораздо больше понравилось не спать там вместе с ним, хотя спать, обнявшись, тоже было прекрасно.
В следующий раз Услада проснулась от холода, и с удивлением обнаружила, что Венселя рядом нет. Впрочем, выглянув из хижины, она сразу увидела свою пропажу. Почему-то улитки у берега в этот миг сияли особенно ярко, и фигура Венселя, неподвижно сидящего на перевёрнутой лодке, чётко вырисовывалась на фоне их тел. Услада подошла, заглянула ему в лицо — и наткнулась на тот самый пустой, ничего не выражающий взгляд, который так неприятно поразил её при первой встрече на Задворках. Она принялась звать Венселя, целовать, гладить по волосам, ласково тормошить… Откликнулся он не сразу. Поморгав, словно спросонья, с трудом удержал взгляд на её лице и грустно сказал:
— Пора. Я услышал зов Речной Хозяйки.
— А как же то место, куда мы должны были поехать? И обряд?
— Ладушка… Неужели ты не поняла? Ведь всё уже произошло: обещания даны, услышаны, и скреплены печатью тела. Будь мы с тобой просто людьми, нам осталось бы лишь вернуться домой и жить вместе долго и счастливо. Но я, к сожалению, не совсем человек, и потому не всегда могу делать то, что мне хочется. Услышав зов силы, я обязан следовать за ним. В такие моменты я порой выгляжу и веду себя очень странно: со стороны может казаться, что не вижу и не слышу ничего вокруг, что сошёл с ума… Пусть тебя это не пугает. Просто верь: я сделаю всё, как надо, и непременно вернусь, потому что поклялся на пороге Грида всегда возвращаться к тебе. Значит, так оно и будет, до тех пор, пока я жив, а ты меня ждёшь.
Примечания:
*У лесных тормалов многожёнство - обычное дело, да и в храм обручаться никто не ходит. И разводов у них не бывает, ибо нечего. Недовольные сразу же идут в лес с концами. У загридинцев и приоградских тормалов брачные обычаи строже: жена может быть только одна, браки фиксируются в храмовых книгах. Второй раз не обручаются даже после смерти мужа или жены. Вторые-третьи браки считаются данью человеческой слабости, в народе такие сожительства осуждают и называют самоволкой, а то и ракшасьей свадьбой. Зато по загридинским законам в некоторых случаях возможен развод. Впрочем, он считается большим несчастьем, по статусу разведённые приравниваются к вдовцам и не могут получить храмового обручения с другим партнёром.
Говорят...
Говорят, девица Отава из рода Дроздов очень скоро и счастливо вышла замуж. Многие уверены, что столь добрую долю ей приманила близость с одним из лесных этлов. Кое-кто, однако, добавляет, что немалую роль в Отавкином замужестве сыграли пять золотых монет, которыми щедрый этл наградил её вдобавок к своим ласкам.
Говорят, девица Краса из рода Чёрных Воронов недолго прожила в ухокрыльем клане. Некоторые утверждают, что, разругавшись вскоре со своим крылатым мужем, она снова вернулась к людям и с тех пор бродит среди них, меняя обличья и похищая мужские сердца. Другие считают, что отец в конце концов убедил её возвратиться домой. Но узнать это наверняка невозможно: оставив службу, Гардемир Чёрный Ворон, лесной оборотень и маг, вернулся в Торм, а лесные оборотни, как известно, не слишком любят, когда обычные люди посещают их земли и суют носы в их дела. Есть и те, кто уверен, что встречал Красу в доме знаменитого тивердинского мага Мерридина дэль Ари: говорят, будто одна из его младших жён и любимейших учениц родилась в далёком Приоградье, и притом