кругов Идрис постоянно находилась среди воинов, и Небесный Воин никак её за это не покарал. Но так как женщине не пристало носить боевое оружие, госпоже амирани следует, не медля, выбрать себе мужа из числа верных и передать меч амира ему. Только очень похоже, что госпожу амирани не устраивает ни один из предложенных путей.

— Какого Ящера они делят амиров меч и амирову дочку без самого амира?

— Увы, мой господин, амир Адалет нынче лишился своего почётного звания: он уже три дня не созывал верных на служение Небесному Воину.

Недобро усмехнувшись, Благослав сказал:

— Ракш возьми, похоже, назревает драчка… Пойду к амирани: пусть эти дикари видят, что у нас не принято бросать женщину в беде.

Княжич соскочил с крыльца и решительно зашагал в поле.

— Ай-вэй, какой нетерпеливый молодой человек, — вздохнул господин дэль Ари. Мягко кивнув сотнику, он поправил на себе кафтан и торжественно, неторопливо двинулся вслед за Благославом.

В поле было жарко. Взошедшее Око зло пекло с небес, но ещё яростнее полыхали взгляды и недобрые чувства.

— Пусть амирани отправляется домой, к песту и прялке! Выберем достойного из своих рядов — и он…

— Нечего делать в доме верных той, что забыла девичью скромность! Казнить нечестивицу — и дело с концом!

— В уме ли ты, Рамиль? Стыдись! Разве не твоего сына Идрис отбил у полян и три дня вёз на своём коне, догоняя войско?

— Женщина посмела стоять впереди воинов! Причём тут старые заслуги?

— Уймитесь, слепые! Амирани никого не созывала на служение, она служила Небесному Воину одна, по своей воле и с собственным клинком! Вы сами пришли и встали за её спиной — так в чём вина девушки?

— Уже в том, что она посмела притворяться мужчиной! И она, и кхалимн-алсаут** Адалет должны быть казнены!

— Зачем чернить руки кровью потомков амира Ахлиддина? Пусть один из верных возьмёт амирани в жёны, и прошлое будет забыто.

— Как бы не так! Кто из верных согласится взять за себя осквернённую тёмным колдовством? Род амира Ахлиддина опозорен! Войску нужен новый амир!

— А кто из вас каан, чтобы его назначать?

Наконец, все слова были сказаны, и повисла звенящая тишина. Именно в этот миг Благослав подошёл, встал за плечом амирани и шепнул:

— Я с тобой, своячок.

Идрис ничем не дала понять, что услышала его. Печальным взглядом она обвела притихших верных, убедилась, что все глаза устремлены на неё, и только тогда начала свою речь.

— Я долго слушала вас. Теперь, когда вы закончили галдеть, точно стадо неверных на торгу, молчите и слушайте меня.

Захид назвал меня осквернённой тёмным колдовством. Да, он прав. Но я не просила себе подобной доли, лишь поступила так, как предписано Небесным Воином: подчинилась решению амира и своего отца. И я благодарна ему за это проявление отеческой воли, потому что оно позволило мне научиться видеть и выбирать.

Я читала Книгу наставлений, настоящую, а не ту, что принято держать в наших домах для женщин. Те, кто пытался упростить слова Небесного Воина, сделав их яснее для слабого разума дочерей и жён, исказили их смысл, а потом сами поверили в свои толкования. Нигде, ни в одном наставлении, записанном первым амиром земли Восходящего Ока (поправьте меня, если сможете, о верные!), нет ни слова о том, что женщинам надлежит всегда молчать, сидеть дома и прятать лица. Есть предписание всем верным без исключения, и мужчинам, и женщинам — хранить достойную скромность, быть сдержанными в одеждах и речах!

Исходя из обычных жалоб людей, Небесный Воин призывал женщин хранить верность мужьям и избегать пустого прекословия, мужчинам же он неоднократно напоминал о необходимости быть справедливыми и удерживаться от гнева, особенно в отношении слабых, лишённых голоса и неверных. Тем же, кто не уверен в своей способности сохранять справедливость и ясный от гнева ум, Небесный Воин предписывал полагаться на решения старших и более мудрых.

Вот то, что увидели мои собственные глаза. Прочее — ложь. Есть ли среди вас кто-либо, способный с Книгой в руках доказать мне мою неправоту? Или может, кто-то желает возражать мне перед лицом Неба***?

— О Идри, для того ли я учил тебя держать меч? — укоризненно промолвил Якун, однако Идрис даже не обернулась в его сторону. Спокойно и прямо, без тени страха смотрела она в лица своих воинов, и те невольно опускали головы, отводили глаза. Но тишина вокруг по-прежнему звенела от недобрых предчувствий. И тут между Идрис с Благославом и воинами возник господин дэль Ари.

— Да простит меня многоуважаемая амирани, — сказал он, кланяясь почтительно, но с достоинством, — и вы, верные Высокогорья, не сочтите моё вторжение за дерзость. Являясь слугой Хранителя земли Восходящего Ока, могу ли я надеяться быть выслушанным на вашем собрании?

Сперва он посмотрел на Идрис, и только после, получив от неё безмолвное позволение, обратился к её воинам.

— Все вы знаете, что ваши предки хоть и покинули родную землю против воли, всё же не были лишены благословения. Хранитель Тивер позаботился о том, чтобы даже в изгнании рождённые в его уделе не терпели жестокой нужды: покидающим Тивердынь был вручён Глаз Нахи, амулет, позволяющий видеть драгоценные жилы, скрытые под землёй. Но чтобы избежать меж людьми раздоров и споров о старшинстве, стражем амулета был назначен амир Ахлиддин. Его потомкам предписано беречь Глаз Нахи и использовать его силу на благо верных до тех пор, пока род Ахлиддина не прервётся или не покроет себя несмываемым бесчестьем.

Чтобы люди видели, что их амир не утратил милости небес, амулет в руках законного хранителя светится живым пламенем. Прежде, когда огонь жизненной силы амира начинал угасать, Глаз Нахи тускнел, и тогда амир передавал амулет сыну вместе с правом руководства людьми, наставления их на путь истины, разрешения их нужд, установления законов Небесного Воина на земле и наказания преступников. Так было всегда. Почему же ныне смущены ваши умы и сердца? Амирани Идрис принадлежит к роду Ахлиддина и утверждает, что не совершила непростительных дел. Если это так, пусть она возьмёт в руки амулет и покажет своим верным огонь благословения. Увидев его, все уверятся в её праве, и сомнения разрешатся.

В полной тишине Мерридин извлёк из поясной сумки свёрнутый хитрым узлом платок с обережными письменами, развернул его и показал всем присутствующим маленькую шкатулку, покрытую сложной резьбой. В ней лежал чёрный камень, оправленный в