окно с образом белокурого и голубоглазого мужчины, сдувающего с чаши клубы пара, превращающиеся в дождевые облака. В приделе земли среди нарисованных на стенах цветов и трав стояло изображение Земли Первозданной, стройной женщины, волосы которой переплетались с колосьями злаков и нежными нитями ковыля. Потаённый Огонь, скрытый в глубине гор, олицетворяла собою фигура могучего кузнеца в мастерской, озарённой отсветами из горна. В приделе же Земных Вод всюду стояли причудливые, широкие чаши, сообщающиеся между собой: вода медленно текла по ним, отражая пламя множества свечей, и над ней склонялось изображение смуглой, высокой женщины с длинными чёрными волосами.**

В тот день именно водяной придел был богаче всего украшен свечами. Под изображением хозяйки земных вод стояла широкая и низкая лавка, а на ней неподвижно лежал человек, с головой прикрытый тонким синим полотном.

— Почему его накрыли, как умирающего? — встревоженно спросила Краса.

— Не терпится стать вдовой? — проворчал Гардемир, подталкивая её ко входу в придел. — Не дождёшься, уверяю тебя. Покров нужен исключительно затем, чтобы принесённого в храм для исцеления не беспокоили любопытные.

Резко сбросив руку отца со своего плеча, Краса возмутилась:

— Нечего приписывать мне собственные тёмные мыслишки! Я вовсе не желаю Венселю зла.

— Однако относишься к нему без почтения, которое пристало доброй жене.

— Да я и не была ему женой по-настоящему!

— Данные в храме клятвы для тебя пустой звук?

— Обещать — ещё не значит исполнить! Нет, ну конечно, если считать соединением тел то, что мы изредка спали в одной кровати… Причём кое-кто даже не всегда трудился снять чугу*** и провонявшие конём портки!

— А вот это уже поклёп****, — раздался спокойный голос Венселя из-под полотна. — В остальном девица Краса из рода Чёрных Воронов совершенно права, наш брак можно считать не состоявшимся, и я готов отпустить её с возвратом приданого и выплатой отступного.

— Вы находите мою дочь настолько непривлекательной? — резко спросил Гардемир.

— Я нахожу недостойным мага и сына рыцаря принуждать женщину к телесной близости против её воли. Буду признателен, если все вы оставите меня в покое и прекратите возмущать здесь течение силы.

В тот же миг воздух словно сгустился, и Гардемир почувствовал впереди себя невидимую упругую преграду, заслонившую вход в придел воды.

— Увы, друг мой, — вздохнул Мерридин, — вести подобные речи было крайне неосторожно: целитель Венсель пользуется особым расположением Речной хозяйки. Теперь остаётся лишь просить помощи у стихий. Твоя дочь родилась под знаком ветра. Так оставим же её в ветреном приделе, и будем надеяться на бесконечную мудрость Творца.

Храмов Краса никогда не любила, но на сей раз едва не захлопала в ладоши, услышав предложение старого дэль Ари. Без сомнения, покой храма привлекал её куда больше неизбежных, но от этого не менее неприятных разборок с отцом. Оставшись в одиночестве, она первым делом погасила свечи в ветреном приделе, уселась, поджав ноги, на алтарь и принялась раздумывать о том, как ей распорядиться внезапно замаячившей на виднокрае свободой. Ведь если Венсель не пошутил насчёт приданого и отступного, она вполне может, получив развод, не возвращаться в дом отца. И всё же опыт, приобретённый на Задворках подсказывал ей, что во многом Гардемир прав: одиночка подобен соломине на ветру, скверно жить, не имея, на чьё плечо опереться в тяжёлый миг. А ещё она с тихим сожалением признала, что их детская дружба с княжной Усладой, увы, осталась в прошлом. То, что было меж ними, она сама разрушила из глупого озорства, а новому уже не из чего возникнуть.

Однако Краса была не из тех, кто способен долго предаваться раскаянию и печали. Вспомнив песню, услышанную от запертого в зверинце ухокрыла, она сперва размазала по камню воск свечи и нацарапала булавкой на нём по памяти перевод, потом принялась рифмовать строки на языке людей, и наконец, когда результат обрёл строй и ритм, начала искать подходящую к словам мелодию. Человеческий вариант песни вышел на её вкус неплохим, но ему не доставало пронзительных интонаций, присущих крылатым. Поэтому, пропев ухокрылью песнь***** пару раз по-людски, Краса повторила её и на языке автора.

Мерридин дэль Ари стоял в это время с конём в поводу по другую сторону храмового окна. Услышав песню, он улыбнулся и тихо произнёс:

— Ты видишь, Самум? Это маг, не только обладающий умением принимать облик любого знакомого человека и зверя, но и способный обращаться частично. Теперь понимаю я, почему открылась ей Лунная Дверь: хитрая дева скопировала часть тонких контуров своего отца столь искусно, что Зеркало обманулось. Не находишь, что столь редкий алмаз требует особой огранки?

Конь с тяжким вздохом кивнул в ответ. Мерридин снал с него узду.

— Тогда ступай. Но не увлекайся, помни: лишь только дозволенные дела будут завершены, нам с тобой надлежит вернуться в земли Хранителя Тивера.

Конь покосился на владельца чуть укоризненно, затем тряхнул гривой, вздохнул глубоко, тело его вдруг задрожало, уменьшилось и изменило очертания. Через миг на месте благородного степного скакуна сидел ухокрыл, как две капли воды похожий на недавнего жителя княжьего зверинца.

Закончив петь, Краса приблизилась к окну. За украшавшем его изображением Хозяина ветров вдруг появилась тёмная тень и раздался тихий скрежет, будто кто-то провёл по стеклу лезвием ножа. А потом нечеловеческий голос тихонько позвал:

— Крайса? Это ты?

— Зирран, дурень летучий! — воскликнула Краса по-ухокрыльи, торопливо распахивая окно. — Ты что здесь делаешь? Стрелу в зад захотел?

Крылатый пролез внутрь и уселся рядом с Красой, демонстрируя в улыбке два ряда великолепных острых зубов.

— Я услышал, как ты поёшь. Почему тебя заперли одну в этой затхлой норе?

— Это довольно сложно объяснить. Понимаешь, мой отец надеется, что посидев здесь, я образумлюсь.

— Похоже, в клетке я малость поглупел. Что ты сделаешь, посидев здесь?

— Образумлюсь. Ну, понимаешь, опять стану послушной, такой, какой отцу хочется меня видеть.

— Надо же, какие странные обычаи у бескрылых… А тебе самой-то это нужно?

— Не очень. Вот даже скажу тебе честно: вовсе нет!

— Тогда почему же ты тогда тут сидишь? Ты говорила мне, что умеешь превращаться, менять облик. Так превращайся скорее в крылатого, и летим! Ты даже представить себе не можешь, как прекрасно свободно парить в ночной вышине… За все ночи и дни, что я просидел в клетке, мне много довелось наблюдать за твоими сородичами. И, признаюсь, я удивлён: вы во многом похожи на