общего, обе ментальные абстракции могут быть описаны словами и переданы другим, и поэтому в зависимости от убеждений слушателей в обществе могут возникнуть две совершенно разные мозгосети. Однако между этими двумя ментальными абстракциями, пускай и созданными одинаковым нейронным аппаратом, существует глубочайшее расхождение. Есть также множество различий и в их функциональности. Например, в то время как божественное происхождение грозы удовлетворяет только тех, кто разделяет такую же глубокую веру в Бога, научное описание, поддающееся проверке независимым путем любым желающим с помощью специфической методики, не требует принятия каких-либо специфических убеждений. Оно лишь требует согласиться с тем, что человеческий мозг способен очень хорошо аппроксимировать природные явления с помощью математики и научного метода. Понятное дело, этот второй вариант тоже можно назвать формой убеждения, но придется признать, что в нем содержится очень важная дополнительная ценность. Я имею в виду, что, хотя оба объяснения дают осознанное описание события, только объяснение метеоролога содержит в себе некую предсказательную силу. Утверждение, что грозу послал Бог, не помогает предсказать аналогичные явления в будущем. Напротив, возможность использования научного описания для анализа этой грозы и предсказать последующие грозы значительно повышает наши шансы пережить такие события в будущем, например заставляя нас заранее спрятаться в укрытие. Важно, что хотя обе интерпретации являются сформулированными мозгом объяснениями природных явлений, научное объяснение предоставляет лучшую возможность пережить превратности внешнего мира, поскольку позволяет адаптироваться к ним, управлять ими и изменять их для извлечения экологических преимуществ для нашего вида.

В целом я считаю, что все ментальные абстракции, от простейших до самых сложных, создаются за счет описанного мной механизма сокращения размерности гёделевской информации. И на основании этой концепции я предполагаю, что в рамках мозгоцентрической космологии интеграция всех ментальных абстракций, созданных умами всех людей, которые жили когда-либо, живут сейчас и будут жить в будущем до полного исчезновения нашего вида, предлагает наилучшее возможное определение человеческой вселенной, которое мы могли бы дать. Чтобы подкрепить эту точку зрения, давайте посвятим оставшуюся часть главы краткому упражнению, цель которого заключается в восстановлении некоторых важных событий из недавней истории нашего вида с точки зрения, предлагаемой мозгоцентрической космологией. Главная задача этого небольшого упражнения — просто показать, как такая история может быть переформулирована и пересказана с учетом того, что она, по сути, отражает непрерывную динамическую борьбу между различными ментальными абстракциями (и воспринявшими их социальными группами) за гегемонию над коллективным человеческим разумом.

Давайте начнем это вдохновленное мозгоцентрической моделью историческое отступление с вопроса о том, что именно рисунки верхнего палеолита сообщают нам о наших предках. Хотя достаточно сложно однозначно говорить о том, что именно хотели передать в своем творчестве доисторические художники, и по этому поводу существует множество теорий, с момента открытия первых следов подземного искусства некоторые эксперты описывали рисунки мадленской культуры как выражение очень сложных зрительных метафор, отражавших социальную организацию доисторических сообществ. Например, в книге «Доисторическое пещерное искусство» — очень трогательном и проницательном описании палеолитического пещерного искусства — немецкий историк искусства Макс Рафаэль выдвигает предположение о том, что первые ментальные абстракции, влиявшие на все аспекты человеческой жизни, как ни удивительно, касались вовсе не самих людей, а животных, населявших внешний мир и гарантировавших своей жертвой людям жизнь, обеспечивая их пищей, одеждой и сырьем (например, костями) для изготовления важнейших орудий и охотничьего вооружения.

Тщательно проанализировав рисунки, оставленные нашими предками на камнях многих европейских пещер, Макс Рафаэль пришел к выводу, что изображенные в этих сценах животные не просто отображали виденные авторами издали картины, как поначалу думали некоторые археологи. Скорее, в противоположность классической античной живописи, представители мадленской культуры изображали сцены с участием специфических групп животных, которых они видели с близкого расстояния. Как предполагает Рафаэль, «палеолитические охотники сражались с животными на близком расстоянии, тело к телу… [и поэтому] предметом палеолитического искусства является не изображение раздельного существования животных и человека, но их сосуществование в виде стад и племен».

Еще одно подтверждение того, что артистическое мастерство наших предков было далеко не примитивным и упрощенным, было высказано не кем иным, как бессмертным Пабло Пикассо, который после открытия этих наскальных рисунков воскликнул: «Никто из нас не мог бы так нарисовать».

Безусловно, открытие грандиозных палеолитических рисунков в подземных пещерах Шове, Альтамира, Нио, Ласко и многих других может рассматриваться в качестве переломного момента в попытках восстановить историю наших недавних предков. Макс Рафаэль прекрасно понимал важность этих открытий и разделял благоговейные чувства, которые они внушают, поскольку он был одним из первых авторов, рассмотревших наскальные росписи в правильной исторической перспективе. В своей замечательной книге он указывает, что это были первые изображения, сделанные мозгом первых людей, которые «возникли из полностью зоологического состояния, когда вместо того, чтобы подчиняться животным [и бесконечным превратностям и случайностям мира природы, они] начали ими управлять».

И в этом процессе впервые за всю долгую и богатую событиями историю человеческого рода (и всех живых существ на Земле и даже, быть может, всего космоса) они использовали привилегию рассуждать о своем опыте и — через открытый вызов и революционное творчество — переносить свои ментальные образы на твердую среду (твердый камень), описывая в полном великолепии реальность с точки зрения своего мозга. Скорее всего, они не предвидели, что эти «ментальные снимки», отпечатанные в виде пещерных фресок, сохранятся на тысячи и тысячи лет и что первые результаты их естественного пробуждения, этого поистине «Большого взрыва» в истории человеческого разума, будут переданы следующим поколениям и позволят их далеким потомкам представить себе, каково было быть человеком в эпоху зарождения Истинного творца всего. По этой и по многим другим причинам Макс Рафаэль называет людей эпохи палеолита «главными созидателями истории: они были полностью вовлечены в непрерывный [и совершенно новый] процесс превращения, поскольку [впервые в истории] они лицом к лицу встретились с препятствиями и опасностями окружающего мира и пытались с ними справиться».

Макс Рафаэль рассуждал о том, какими были истинные мотивы их художественного творчества. Занимали ли животные какое-то место в действиях, желаниях или глубоких мыслях художника? Соответствовали ли они тому, как художник видел их в природе, или, что еще интереснее, не отражали ли животные образ самого художника, его социальной группы и соперничавших групп людей? Какими бы ни были ответы на эти вопросы (а способа узнать их у нас нет), Рафаэль уверенно приходит к однозначному, по его мнению, выводу о том, что «в представлениях палеолитических людей о мире сосуществовали тотемизм и магия». С точки зрения Рафаэля, оба почти священных акта документирования и почитания собственных мыслей