непреодолимая сонливость. Ему стало стыдно, что в такой великий миг он может заснуть, но как р. Нахман не пытался с собой бороться, сон все же одолел его.

Во сне он увидел себя идущим по улицам какого-то города и множество бегущих по нему людей. Он спросил, куда все бегут и ему на ходу ответили, что они спешат на проповедь «великого учителя». Побежал р. Нахман за ними, и пришел к огромному, поражающему красотой своего убранства дому. В доме оказалось полно гостей, и по их лицам было видно, что все они — великие знатоки Торы, и все с трепетом преисполнены появления «великого учителя», который истолкует им великие тайны Торы.

Тут в доме появился Бешт и стал толковать о тех самых устремлениях помыслов, которых следует придерживаться в микве. Но в момент токования против него поднялся какой-то юноша и стал возражать. Р. Нахман шепотом спросил, кто этот такой, и ему ответили, что это сам Аризаль.

Очный спор между Бештом и Аризалем продолжался долго,

пока наконец не согласился святой Ари со словами Бешта.

Сразу после этого р. Нахман очнулся от сна и увидел сидящего напротив него Бешта, который сказал: «Нахман, я взял тебя с собой свидетелем, поведай же, на чьей стороне правда, разве не признал святой Ари мою правоту?».

Повторим, таких рассказов, в которых под влиянием Бешта (может и гипнотическим) у людей утрачивалась граница между сном и явью, земным и небесными мирами, немало.

О том, что Бешт, вероятнее всего, владел как индивидуальным, так и коллективным гипнозом свидетельствует целый ряд рассказов о нем.

Чрезвычайно показателен в этом смысле рассказ о том, как р. Давид Пуркес поначалу был великим противником Бешта, постоянно отпускал по его адресу колкости, когда один из учеников спросил его, к кому ему пойти учиться, Бешт направил его к р. Давиду Пуркесу.

Когда р. Давид Пуркес все же решил поехать к Бешту, он стал расспрашивать ученика о его обычаях, и тот рассказал ему, что «обычай у Бешта — при омовении рук перед вкушением хлеба всеми помыслами устремляться к Господу. Когда погружается тот вкаванот, лишь ему известные, на всех сидящих за столом опускается дрема, и они сидят там, как спящие, пока Бешт не начнет произносить благословение на хлеб, и тогда они пробуждаются ото сна…»

Согласитесь, это уже напоминает коллективный гипноз.

Далее в рассказе р. Пуркес решает во время встречи с Бештом любой ценой не поддаться этой дреме, и даже специально высыпается перед этим, но в итоге все равно засыпает — и это вновь наводит на мысль о том, что Бешт был необычайно сильным гипнозитером.

Вот как разворачивается эта история дальше в пересказе Агнона:

В этом состоянии «дремы» р. Пуркес оказывается вместе с Бештом на Небесах, становится свидетелем великого спора между последним и Аризалем, который Бешт, само собой выигрывает. Пробудившись, р. Давид Пуркес становится свидетелем происходящего наяву спора между Бештом р. Довом- Бером из Межерича. При этом Дов-Бер ссылается га авторитет Аризаля, а Бешт отвечает, что «в сиротском сем поколении и Аризаль признал бы правоту его слов».

«И кто это может подтвердить?» — спрашивает Дов-Бер, на сто Бешт отвечает «Рабби Давид Пуркес подтвердит, ибо слышал он на Небесах, что Аризаль признал правоту моих слов».

Но для скептика вопрос о том, действительно ли Бешт взял с собой р. Давида Пуркеса в небесные чертоги или внушил ему все это под гипнозом, в этой истории, безусловно остается открытым.

Однако ученики Бешта таким вопросом явно не задавались — они были убеждены в абсолютной реальности того мистического опыта, который получали во время насланной на них учителем «дреме». И если назвать то состояние, в которое они входили под влиянием Бешта не дремой, а трансом, то все сразу меняется. И дело тут не в лингвистики: известно, что в состоянии гипнотического транса возможности нашей психики значительно расширяются, а вместе с ней и возможности той субстанции, которую религии всего мира называют душой.

* * *

Наконец, в мире Бешта и сам человек может (опять-таки достигнув определенного духовного уровня) проникать в «чертоги» духовных миров, представать перед Небесным судом и менять вынесенные им приговоры, а также путешествовать по этим мирам и общаться с различными его обитателями.

Все вышесказанное позволяет понять, что то, что для нас является «чудом», нарушением законов мироустройства, сам Бешт таковым не считал. Как не считал себя и чудотворцем — наоборот, с его точки зрения он использовал фундаментальные законы мироздания и пользовался теми знаниями о сотворенном Всевышним мире, которые остаются неведомы большинству людей, или даже напрочь ими отрицаются по причине неверия и невежества.

Но — и тут мы подходим к одной из базовых основ каббалы и хасидизма — для того, чтобы удостоиться открытия этой «подлинной реальности» и обрести подобные возможности, одних знаний в привычном понимании этого слова, на уровне интеллекта, недостаточно.

Можно просидеть всю жизнь над Торой, Талмудом и кабалистическими книгами, быть в глазах окружающих великим их знатоком, но если ты не пропустишь их «через сердце», не сумеешь исправить и очистить душу до нужной степени чистоты и альтруизма, то «истинная реальность» и возможность влиять на нее так и останутся для тебя закрытыми — подобно тому как теоретические знания о технике прыжка выше, чем на два метра, отнюдь не означают, что их обладатель сможет проделывать такие прыжки.

Нам трудно, практически невозможно проникнуть во внутренний мир Бешта и посмотреть на окружающее его глазами. И не только в силу существующего между нами временного разрыва, но и по целому ряду других причин. Если вести речь с точки зрения не рационалиста и атеиста, а религиозного человека, то такое проникновение невозможно, прежде всего, из-за той колоссальной духовной высоты, на которую он сумел подняться по сравнению, скажем так, со среднестатистическим обывателем любой эпохи.

И поскольку этот мир остается для нас закрытым, нам трудно, а для многих и невозможно поверить в реальность такого видения, и мы невольно начинаем выдвигать свои версии рассказов о Беште.

Легче всего, конечно, предположить, что он был обыкновенным профанатором, дурачащим легковерную публику своими вымыслами. Но как тогда объяснить то, что зачастую после встречи с ним в эти вымыслы начинали верить те, кто до этого категорически отрицал подобные его способности? И речь ведь идет не о десятке, не о сотнях, а о тысячах людей, которым Бешт оказал реальную помощь в том или ином деле, или которые подтверждали, что он и в самом