и поляков и недоброжелатели, и немало, но даже они понимали, что речь идет отнюдь не о простом человеке, с которым лучше не ссориться.

Именно так — не как к знахарю или колдуну, а как «к человеку Божьему» относились к Бешту окружавшие его неевреи, также нередко обращавшиеся к нему за помощью, что не могло не вызывать раздражения у христианского духовенства. Причем, и евреи, неевреи обращались к нему отнюдь не только в случае болезни, но и по многим другим поводам — особенно тогда, когда приходили к выводу, что нуждаются в помощи неких сверхъестественных сил. И тут самое время поговорить о других направлениях деятельности Бешта именно как Бааль-Шема.

Глава 2. Чудотворец и демоноборец

Безусловно, отделение Бешта-целителя, от Бешта-чудотворца, Бешта-провидящего тайного, Бешта-визионера и т. п. носит чисто условный характер, так как эти стороны его личности тесно переплетались между собой, зачастую были неотделимы друг от друга.

Все истории, касающиеся этой стороны его личности и деятельности, нередко перекликаются по сюжетам с историями о других великих еврейских мудрецах, праведниках и каббалистах, и — прежде всего — с историями о последнем периоде жизни Аризаля в Цфате.

Как и Аризаль, Бешт мог, лишь взглянув на человека, проникнуть в его душу, понять, из какого корня она происходит (или, если угодно, кем был этот человек в прошлых воплощениях); какие тайные, тщательно скрываемые от окружающих или даже осознаваемые самим человеком грехи ее отягощают и что следует сделать, чтобы их искупить и совершить «тикун».

Подобно Аризалю он своим духовным зрением видеть, что происходит за тысячи верст от него, мог предвидеть не только ближайшее, но и достаточно отдаленное будущее, улавливая пути Божественного промысла.

Как и Аризаль, он жил мечтой привести в мир Машиаха, Избавителя еврейского народа и всего человечества от всех бедствий, хотя и видел его задачу несколько иначе, чем это представлялось его великому предшественнику.

И так же, как и истории об Аризале, сведения об этой стороне деятельности Бешта дошли до нас прежде всего в пересказе его верных учеников и последователей, а многие — и в пересказе последователей этих самых учеников.

Основное отличие их от историй о Святом Ари заключается в том, что они несут на себе специфический отпечаток места и времени действия, отражают специфические проблемы евреев Украины и Польши 18-ого столетия, а также их мироощущения, или, точнее, «мировидения», на которое, безусловно, повлиял украинский фольклор. И все же у нас нет иного пути войти в мир Бешта, кроме как через знакомство с этими историями.

В мире Бешта между вполне материальными людьми бродят всевозможные бесы, с которыми приходится бороться и усмирять, но, усмирив, можно заставить беспрекословно выполнять указания (пусть это и не очень желательно и даже опасно).

В этом мире пророки Элиягу, Ахия Ашилони, Йона бен-Амитай и другие могут свободно ходить между людьми, приходить на выручку, давать уроки и советы тем, кто этого достоин. Да и души не столь выдающихся людей тоже вполне могут преодолеть преграду между мирами и появиться в нашем материальном мире, если у них возникнет сильная потребность передать какую-то весточку или о чем-то предупредить своих потомков.

Чтобы увидеть их, нужно «всего лишь» подняться на ту духовную ступень (или подключиться к ней через сознание духовного учителя), на которой пелена материального спадает с глаз. Тогда перед человеком предстает «истинная реальность», столкновения с которой может выдержать далеко не каждый разум.

Об этом, к примеру, рассказывается в истории о зяте Бешта р. Йосефе Ашкенази, которого он называл «дойч» — «немец» то ли потому, что под «землей Ашкеназ» евреи понимали Германию, то ли потому, что его предки и в самом деле были с «неметчины». Как-то в субботу Бешт прилег и велел р. Йосефу читать ему вслух книгу «Источник Яакова».

В какой-то момент Бешт прервал его, истолковал только что прочитанный отрывок и кивком показал, чтобы р. Йосеф продолжил чтение. И вдруг во время чтения р. Йосеф Ашкенази увидел своего тезку раввина Йосефа, умершего девять месяцев назад. Тот вошел в дом, как будто и не умирал, будучи одетым в субботнюю одежду и, как и при жизни, опираясь на палку.

В этот момент молодого человека обуял такой страх, что он оцепенел и выронил из рук книгу. Бешт тут же провел рукой перед его лицом, и р. Йосеф перестал видеть покойного раввина. После этого Бешт велел ему взять две свечи (разумеется, в числе свеч тоже был заложен мистический смысл) и отойти в сторону. И хотя один р. Йосеф уже не видел другого, он видел, что Бешт продолжает с ним что-то оживленно обсуждать, и так продолжалось в течение получаса, но самих слов не слышал.

Затем Бешт велел р. Йосефу Ашкенази продолжить чтение, и вдруг прервав его посередине предложения и сказал:

— Чего ты так испугался? Разве р. Йосеф при жизни ел таких «дойчей», как ты, что ты его теперь и мертвого боишься?!

— За какие же заслуги я удостоился его увидеть? — вопросом на вопрос ответил р. Йосеф Ашкенази.

— За то, что ты читал мне, а я толковал тебе. Между нами возникла связь, и мы стали как бы одним, и ты сумел видеть то, что вижу я. Но, если бы ты еще сохранил силу разума, ты бы услышал, о чем мы говорим; и мог бы и ты спрашивать его, о чем захочешь, а он бы тебе отвечал. А если бы между вами возникла дружба, ты бы мог видеть его постоянно… И р. Йосеф понял, что его подняли на ступень, близкую к пророческой, но он, увы, на ней не удержался[146].

Р. Йосеф Ашкенази был далеко не единственным из учеников Бешта, с которым он «поделился» своим мистическим опытом — такой опыт вместе с ним переживали и другие ближайшие его сподвижники. Так, в одном из рассказов о Беште, донесенном до нас Агноном, однажды Бешт разъяснял ученикам, какого направления мыслей следует придерживаться во время погружения в микву. Ученики возразили, что Аризаль придерживался по данному поводу другого мнения. И тут внешний облик Бешта на глазах начал меняться: он откинул голову назад, его лицо словно охватили языки пламени, глаза стали огромными. Ученики видели его таким не впервые — так всегда бывало перед тем, как он входил в состояние мистического транса, и каждый раз их охватывал при этом необъяснимый страх

И в этот момент на сидевшего на противоположном конце стола р. Нахмана из Городенки вдруг напала