И, как уже было сказано, помимо рассматривания и изучения того, что и так уже было давно рассмотрено и изучено, размышлений, подобных вышеописанным, и кое-чего ещё, о чём будет сказано чуть позже, «болеющий» инженер ещё и регулярно перепроверял статус улучшения – сколько там осталось до окончания. Это было уже что-то нервное, но парень ничего с собой поделать не мог. Ему казалось, что если он не посмотрит, не оценит прогресс – заветные доли процентов не добавятся.

И эти проверки помогли сразу заметить, что после манипуляций «друидки» прогресс ускорился! Причём в разы. Когда с трудом, слабым шёпотом, парень рассказал друзьям об этом, те дружно порадовались, мол, молодец, «хакнул систему».

С одной стороны, Валера не очень разделял восторг остальных. Во всяком случае, повторять эксперимент точно желания не имел. Но возможность встать на ноги раньше срока внезапно стала для парня очень важной, фактически первоочередной задачей. Пусть и не было уверенности, что даже так что-то получится сделать. Причина этого внезапно очень сильно прорезавшегося желания появилась на вторые сутки в плену.

К тому времени Валера уже слёг и у него был самый тяжёлый, первый период «улучшения». Проблемой было даже поднять веки. Потому самостоятельно выяснить, что за оживление и гомон вдруг начались вокруг, вообще не представлялось возможным. Когда остальные пленники замолкли, дружно уставившись куда-то в одну сторону, стало совсем невыносимо. Быть может, пришёл их смертный час, а он даже не знает?.. Но Валере было просто даже не повернуться. А объяснять ничего, само собой, никто не спешил.

Прошло, наверное, не менее минуты тяжелого гнетущего неведения, когда Михаил заметил жадно вопрошающий взгляд и соизволил ответить.

– У нас пополнение. – И после небольшой паузы: – Девочка. Плохо выглядит…

– Я её знаю, – тут же добавил Рома. – Они с каким-то парнем пришли к нам. Вроде брат и сестра. Главный пригласил к себе, поговорить… И с тех пор этих двоих больше никто не видел.

– Фига себе. И часто у вас такое бывало?

– Да нет, собственно, первый и последний раз. Ну из тех, о которых я в курсе.

– Никто не стал выяснять, что произошло-то?

– Кое-кто пытался. Главный сказал – особист раскрыл шпионов. Мол, нужно разбираться.

– А ты сам чего?

– А я сам не дурак бодаться с паровозом. Хотя именно тогда и начал задумываться, не пора ли удочки сматывать. Но класть голову за каких-то людей, кого один раз мельком видел… Нет, увольте. Своя шкура дороже. И, кстати, они же реально могли оказаться и шпионами, не исключаю.

– Ясно… – индеец протянул таким тоном, что было непонятно – одобряет или порицает бездействие собеседника. На этом их разговор, собственно, и закончился.

Валере же ещё какое-то время не удавалось увидеть так взбудоражившую всех новую пленницу. Ровно до тех пор, пока она не появилась в поле зрения и не села на краю загона, у самой изгороди. Тогда у «больного», наконец, появилась возможность скосить глаза и рассмотреть это потрёпанное и измождённое «пополнение».

Девочкой она была только для Михаила, фактически являясь сверстницей Валеры. Выглядела и правда весьма неважно: синяки, ссадины, осунувшееся, хоть и очень симпатичное, лицо, да и вообще в целом вид весьма утомлённый. Спутавшиеся и грязные волосы по плечи, чуть нескладная, но какая-то неуловимо притягательная фигурка… Новенькая не являлась такой же «глянцевой» красавицей, как разгуливающие вокруг полуголые амазонки, но при этом была всё равно хороша собой, и даже очень.

Никаких браслетов, комбинезонов – лишь какие-то лохмотья, в которых угадывались остатки «цивильной» одежды. Причём характер повреждений этой одежды Валере очень не понравился. Но он старался гнать от себя скверные мысли – и так было тяжело.

Опустившись прямо на землю, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками, девушка уставилась в пространство перед собой пустым, отсутствующим взглядом. И не реагировала на попытки заговорить с собой. Сначала, когда недоброй памяти Костя попробовал «подкатить шары», она вздрогнула, – но потом просто отвернулась и, это Валера смог разглядеть совершенно ясно, надолго закрыла глаза. Как очень уставший человек, которому уже всё равно. Остальные – не удостоились даже и такой реакции.

Сил ни скрипнуть зубами, ни ещё как-то выразить своё негодование у лежащего не было. Он мог только смотреть и слушать. А послушать было что…

Ведь, кинув попытки разговорить новенькую, старожилы начали вспоминать. Вспоминать тех женщин, которые тоже сидели с ними, в этом загончике. Судьба их всех была совершенно одинакова – рано или поздно приходили «демоны», «черти», «рогатые» и обменивали пленниц на таких же подневольных, только мужского пола. Те, кого уводили, никогда не возвращались. Предположения, которые строились относительно дальнейшей судьбы несчастных, были одно ужасней другого. Ведь те, кто успел побыть в лапах «демонов» хотя бы немного, рассказывали леденящие душу истории и воспринимали пребывание в неволе у амазонок как самый настоящий рай.

Михаил шикнул на болтунов, которые говорили обо всех этих вещах так свободно и непринуждённо, будто бы и не было рядом той, кому всё это светит, возможно, в ближайшем будущем. Любители посплетничать сначала стушевались, но спустя какое-то время вернулись к теме, и, чувствуя себя под защитой побегов, атакующих любых нарушителей спокойствия, даже начали с ещё большим смаком всё описывать. Ровно до тех пор, пока офицер-белорус не подошёл обманчиво медленно и вальяжно к одному из особо громко вещавших и не сунул тому незаметно под рёбра, выбив весь дух и желание разглагольствовать дальше. Нападения побегов не последовало – не заметили или не посчитали конфликт достаточно значимым.

Повисло тягостное молчание, и стало ещё хуже. Все переваривали услышанное, каждый по-своему. А Валера лежал, рассматривал девушку и клял себя за то, что запустил это дурацкое улучшение. Сердце сжималось от жалости, настолько пленница казалась несчастной и беззащитной. Парня просто трясло от бессилия и невозможности помочь. Он сейчас не мог ни встать, ни подойти, ни утешить. Не говоря уже о том, чтобы как-то защитить…

Наверное, далеко не сразу он заметил тяжёлый взгляд Михаила, направленный на себя. Индеец, увидев, что на него смотрят, выждал недолгую паузу. И заговорил – негромко, медленно выговаривая слова:

– Знаешь, не всегда есть возможность помочь. Часто случается так… Что ты не можешь изменить ничего. Ведь ты, Валера, совсем ещё молодой. Повезло, не знаешь… Например, каково это – когда на твоих руках умирают, а ты бессилен изменить что-нибудь. И врачи бессильны. И вообще никто во всём мире ничего не может сделать, или не хочет, а ты не имеешь ничего, чтобы убедить захотеть… – Тихий голос было слышно еле-еле. Но он пробирал до самого нутра. В глазах Михаила плескалась такая тоска, что Валере начало казаться – он сейчас утонет в ней. Парень никогда не видел разведчика таким и никогда даже не мог представить, что же скрывается за его обычно бесстрастным лицом. – А мне вот не повезло. Я проходил через такое много раз. И не сразу, но научился… Научился тому, что если ты не можешь ничего сделать – надо это просто принять, как данность. Сейчас… Сейчас мы в очень хреновой ситуации. Если я когда-нибудь встречу того, кто всё это заварил, очень постараюсь свернуть ему шею. Или что там у этой твари будет. Но на данный момент наша задача – выжить. Наша, как группы. И мы не сможем её выполнить, если будем помогать всем подряд. Та эльфа… Тебе просто повезло, легко отделался. Даже получил что-то за это. Но если думаешь, что такое прокатит ещё раз – сильно заблуждаешься. Погибнешь сам. А ты нам нужен, всем нам. И мне, и Тимуру, и оставшимся на Базе. Юле, Кате, Кристине… Подумай о них. Спасая всех подряд, рано или поздно надорвёшься, сгоришь. Нельзя осчастливить всех людей на Земле. Или где бы то ни было, куда нас занесло… Можно попытаться тех, кто рядом. Но на всех вообще тебя, да и вообще никого не хватит.