— Без нас?! Ты должна остаться! Я не могу рисковать тобой! — заволновался я.

— Эрик, если все получится, то важно, чтобы в экипаже «Молоха» было как можно больше нормальных людей, а не одержимых нацистов. Ты сам мне об этом не раз говорил. И твоя задача — обеспечить место на корабле и для себя, и для меня. — Она повернула голову в мою сторону и твердо посмотрела мне в глаза. — Иначе все жертвы могут оказаться напрасными.

Сев рядом и приблизив свое лицо к моему, она добавила:

— И еще. Одного я тебя никуда не отпущу. Тем более так далеко.

Следующие двое суток я потратил на собеседования с людьми Рауха. Так называемых ученых в его команде было, помимо него самого, всего трое. Это были хирурги Ганс Вендланд, Гельмут Брум и Дитер Зоммер. Несмотря на внешние различия, все трое имели одну особенность — бегающие глаза. Беседуя с каждым из них, я всякий раз начинал разговор с попытки выяснить, откуда они родом и чем занимались до прибытия в Новый Берлин, и всякий раз слышал или уклончивые, или откровенно лживые ответы. О характере работы с Раухом они упорно молчали.

Остальные члены группы Рауха представлялись санитарами и техническими помощниками. Дюжие парни вели себя странновато. Иногда мне казалось, что я беседую со слабоумными. Они говорили одними и теми же заученными фразами. Ответы на вопросы были одинаковые, как под копирку, и запас таких ответов был явно ограничен. Я заметил, что иногда даже простейший вопрос ставил их в тупик, и они непонимающе и беспомощно хлопали глазами, глядя на меня. Однако последний «санитар» явно отличался от всех остальных. Это был высокий голубоглазый блондин тридцати лет по имени Герхард Штайнер, под таким именем, во всяком случае, он числился в списке Рауха и в направлении рейхсфюрера. Вальяжно закинув ногу на ногу, он вежливо попросил разрешения закурить, после чего, не дожидаясь моих вопросов, заговорил:

— Я понимаю ваш интерес, господин штурмбаннфюрер, и готов его частично удовлетворить, чтобы впредь вы не мучили бедного доктора Рауха.

«Оригинальное начало», — удивленно подумал я.

— Очередной доклад по проекту вызвал особый интерес у рейхсфюрера. Особенно в части, касающейся возможностей медицинского оборудования «Молоха» и потенциальных возможностей лаборатории Осириса. Проблемы омоложения, а быть может, и вечной жизни — это то, о чем не может не задумываться ни один человек на земле. — Скуластый блондин, улыбаясь уголками губ, смотрел на меня сквозь сигаретный дым. — Наше с вами руководство, штурмбаннфюрер, также очень интересуется этой проблемой. Доктор Раух давно занимается этим вопросом. Не мешайте ему, господин фон Рейн.

— А вы действительно санитар, Герхард? — усмехнулся я.

— Для всех «да», но вам я скажу, что имею особые полномочия от рейхсфюрера. Если работе Рауха ничто не будет мешать, никто об этих полномочиях не узнает. Это, пожалуй, все, что я хотел вам сказать.

На этом мой разговор со Штайнером закончился. Улыбающийся блондин покинул мой кабинет, оставив меня в весьма скверном расположении духа. Странные ощущения остались у меня после бесед с Раухом, Штайнером и другими членами этой группы. Это было ощущение скрытой угрозы. Эти люди таили в себе зло, и я, как это ни странно, находился с ними в одном ряду. «Что делать, если те, на чьей стороне ты выступаешь, несут в себе зло? Может быть, надо понять, что зло необходимо искоренять явно или скрыто, независимо от того, в чьих рядах оно находится — чужих или своих?» — думал я. Одновременно я задавал себе и другие вопросы: «А ты уверен, что эти опыты носят зловещий характер? Быть может, все-таки Раух ученый, который принесет своими исследованиями пользу не только Гиммлеру, но и всему миру?» И с горечью я осознавал, что положительный ответ на последний вопрос вряд ли возможен.

Весь последующий месяц я посвятил подбору состава экспедиции на Альдебаран и организации его подготовки. Офицеры и солдаты моей спецкоманды, а также еще несколько тщательно отобранных человек, в том числе и Магдалена, теперь часами изучали оборудование «Молоха», слушали лекции специалистов и пилотов-испытателей во главе с капитаном Люфтваффе Дитером Хорном. Через некоторое время я предложил приступить к занятиям и Баеру.

Раух со своими «санитарами» тем временем не вылезал из лабораторий. Людей для опытов он пока не требовал. Разобраться в шумерском оборудовании без серьезных специалистов в различных областях науки было очень сложно, а я постарался организовать вокруг группы информационный вакуум. Как долго это могло продолжаться без последствий для меня, я не знал. И когда в середине марта в порту Нового Берлина наконец-то пришвартовалась подводная лодка с группенфюрером Германом Хорстом на борту, я сразу почувствовал некоторое облегчение.

Хорст прибыл, как мы и надеялись, не один. С ним была Мария Орич. Выглядела она неважно. Осунувшаяся и похудевшая, Мария не поднимала глаз от земли. Мы с Зигрун сразу отвели ее в сторону от Хорста и встречавших его офицеров. Орич, тут же мертвой хваткой вцепившаяся в руку своей подруги, не отпускала ее ни на миг. Усадив медиума в электромобиль, мы помчались к пещере Зигрун. Там изможденную девушку ждала приготовленная заботливой подругой сауна и ужин. Остановленный перед входом в грот строгим взглядом Зигрун, я отправился к Хорсту.

У себя в кабинете Герман Хорст был уже один. Он курил трубку и, как обычно, сосредоточенно разглядывал город за окном. У стола стоял старый дорожный саквояж.

— Присаживайся, Эрик, — грустным голосом сказал Хорст.

Я присел весь в ожидании новостей. Группенфюрер расстегнул воротник мундира и устало потер шею.

— С трудом удалось вызволить Марию. Гиммлер отдал ее под мою личную ответственность. Магдалена была права — судьба Орич была уже практически предрешена. Советы успешно наступают. Мы оставляем Украину. Конечно, кто-то должен быть во всем виноват, и они не нашли ничего лучше, как все повесить на девчонку. — Хорст пыхнул трубкой и зло усмехнулся. Я молчал в ожидании продолжения. Но группенфюрер вдруг заговорил совсем о другом:

— Как Раух?

— Копошится в лаборатории Осириса и в медицинском отсеке «Молоха».

— Успешно?

— Сомневаюсь. В его группе есть медики, несколько туповатых верзил-«санитаров» и один соглядатай, а инженеров, техников и специалистов по древней культуре, в том числе и знатоков древних языков, нет. Несколько дней назад он в очередной раз просил меня предоставить таких специалистов, но я не могу оголить другие направления работы. Предложил ему подождать. Жаловался на Этторе Майорану. Тот отказался помочь разобраться с оборудованием отсека, сославшись на то, что все имеется в составленных им для нас докладных записках. Но, видимо, доктор ни черта в этих записках понять не может. Этот Раух имеет удивительную способность заводить врагов. Даже с Баером повздорил, — усмехаясь, поведал я.

Хорст удивленно поднял брови.

— Пытался осмотреть концлагерь в отсутствие Вильгельма, — пояснил я.