Вечером того же дня я решил в очередной раз обойти посты. Дойдя до Пирамиды, я с удивлением обнаружил, что на одном из многочисленных валунов, недалеко от входа, примостился Вильгельм Баер. Он неспешно покуривал сигарету и посматривал на охранников у входа, которые, в свою очередь, тоже время от времени искоса поглядывали на него. У Баера не было пропуска, дающего право на вход в подземелья Атлантиды.

Завидев меня, Баер приветственно махнул рукой. Я подошел к валуну.

— Добрый вечер, фон Рейн. Может, присядете и отдохнете? — Баер в знакомой манере прищурился, глядя на меня сквозь облако сигаретного дыма.

— Здравствуйте, Вильгельм. — Я присел рядом с ним.

— Закурите? — Баер раскрыл позолоченный портсигар с имперским орлом на крышке.

— Нет, спасибо.

Баер молча убрал портсигар и снова затянулся сигаретой. Штурмбаннфюрер обычно сторонился меня, но сегодня явно намеренно оказался здесь. Видимо, ему было что сказать.

— Я выполнил пожелание Хорста относительно заключенных. Рабочий день сокращен до десяти часов. Однако не думаю, что это пойдет им на пользу, фон Рейн. С «рабами» надо вести себя жестоко. Страх перед неизбежным наказанием и работа — только это сможет удержать их от очередного мятежа, — через минуту, выпустив кольцо дыма, произнес он.

— Это не рабы, Баер, а военнопленные.

— Никто из них не покинет Антарктиду живым. Они умрут здесь, под ее ледяной шапкой, изо дня в день работая на нас. Это участь рабов. Как бы мы их с вами ни называли. Но я не об этом хотел поговорить с вами, фон Рейн. — Баер замолк, ожидая от меня реакции, но я решил промолчать. Немного выждав, Баер заговорил снова:

— Я вам обязан, фон Рейн, и поэтому хочу предупредить относительно доктора Рауха. Он прибыл сюда не только изучать древние артефакты. Он прибыл изучать и вас, фон Рейн. Дело в том, что с момента привлечения вас к работе в «Аненербе» существует особое приложение к вашему личному делу.

— Мое личное дело здесь, и я его читал, — вставил я.

— А вот особо секретное приложение до недавнего времени находилось лично у Гиммлера, а теперь, возможно, у Рауха. Это приложение содержит доклад, в котором допускается наличие у вас, фон Рейн, особых, нехарактерных для обычного человека способностей. Прямых свидетельств нет — вам умело удается скрывать их. Но косвенные данные говорят, что вы все-таки необычный человек. А доктор Раух давно занимается выведением сверхчеловека, и вы, по указанию рейхсфюрера, уже входите в круг его интересов. Через лабораторию доктора прошло не менее сотни чистокровных арийцев из гитлерюгенда. Насколько я знаю, часть из них теперь числится погибшими при исполнении особой миссии. Судьба остальных мне неизвестна.

— И кто же автор доклада?

— Профессор Герман Хорст. — Баер кашлянул, покосившись на меня. — Правда, позже он заявил, что не нашел подтверждения выдвинутым им же самим предположениям, но доклад уже живет своей, независимой от него жизнью. Уже факт того, что Лабиринт выбрал именно вас, говорил сам за себя. А ваши действия в Северной Африке, даже с учетом «плохой памяти» ваших солдат, если напрямую и не подтверждали подозрения, то только распаляли воображение. А воображение у рейхсфюрера развито очень хорошо.

К своему сожалению, я чувствовал, что Баер не врет.

— Да, конечно, вы не юнец из гитлерюгенда и сможете постоять за себя. Но вы должны знать, что за вами наблюдают самым пристальным образом, и с каждым днем кольцо вокруг вас будет все плотнее. Раух — одержимый человек, а я его считаю и вовсе психически больным. Он будет фиксировать каждый ваш шаг и при первой же возможности не откажет себе в удовольствии выяснить, как вы устроены изнутри.

— Зачем вы мне все это рассказываете, Вильгельм? Я думаю, что вы это делаете не просто так. Так в чем же причина? — как можно спокойнее спросил я.

— Вы правы. — Баер несколько нервозно затушил окурок о камень. — Я делаю это не просто так. Хочу заслужить хотя бы немного вашего доверия.

— Зачем?

— Хочу, чтобы меня включили в состав экипажа «Молоха».

Я недоверчиво посмотрел на него:

— Думаю, Баер, что для вас это не составит труда. Одно движение пальца в Берлине — и вы в составе команды «Молоха».

— Я думаю, что уже не пользуюсь прежним доверием в Берлине, и мне придется и дальше прозябать на посту начальника концлагеря. Однако, если Хорст походатайствует за меня, вопрос будет решен положительно. Очень удобно иметь при себе шпиона, который работает на тебя. Я готов стать таким шпионом.

Я рассмеялся:

— Баер, «Молох» может разлететься на атомы еще на старте вместе со всем экипажем.

— Меня это не страшит, фон Рейн, — в Германии у меня никого не осталось, и плакать по мне никто не будет. Но я хочу, чтобы мое имя осталось в истории человечества.

— Баер, вы же сами знаете, что все, кто работает в Антарктиде, уже числятся пропавшими без вести или погибшими. Имена некоторых и вовсе вымараны из всех существующих архивов, словно их и не было вовсе, — снова улыбнулся я.

— Если полет удастся, то вся история Земли перевернется вместе с ее дряхлыми и никчемными архивами. Начнется новая эра, и у истоков этой эры буду стоять и я — Вильгельм Баер. Такое событие вымарать не удастся.

Прежде чем Баер снова уставился на часовых, я заметил, как у него блеснули глаза. Пока я размышлял, насколько человек может быть тщеславным, штурмбаннфюрер заговорил снова:

— Кстати, я случайно видел, как вы с Хорстом и Зигрун испытывали на полигоне новое оружие, — впечатляет.

«Надо же, какой зоркий», — с досадой подумал я, разглядывая Баера. Он снял фуражку и протер ее дно. На висках у него слиплись от пота волосы.

Оставив без ответа просьбу Баера, я продолжил обход постов. Штольц задумчиво выхаживал с автоматом наперевес вдоль замурованного входа к марсианскому Порталу. При моем приближении он замер. Я приветственно взмахнул рукой и, подойдя к дверям, прислушался. Было тихо. Застыв у дверей, я вспомнил про останки, собранные после взрыва при попытке вторжения через Портал. Майорана, который изучал их, сообщил, что они принадлежали человеку. Мы с Хорстом сразу же подумали про Лугано, но Майорана показал нам предмет, найденный среди останков, — небольшой серебряный портсигар. Подобный я видел у Баера, но на крышке этого красовался не орел, а выложенная драгоценными камнями древнегерманская «Кан-руна» с выгравированным под ней девизом: «Я могу делать то, что я хочу делать». Лугано хорошо знал руническое письмо, но сигареты терпеть не мог. Принадлежность портсигара так и осталась для нас загадкой. Теперь каждый раз, проверяя этот пост, я ломал голову, гадая, кто пытался проникнуть к нам с Марса и кому принадлежал портсигар.

Обход постов я заканчивал, как правило, у «Молоха», а потом, поприветствовав Этторе, проходил в командный отсек звездного корабля и часами просиживал перед экраном электронной библиотеки. В ней содержались сотни тысяч звездных карт, сведения о десятках разумных инопланетных рас, о тактике ведения войны в космосе, но не было того, что интересовало меня больше всего — подробностей о самом Шумере. Цивилизация, построившая «Молох», создавшая землян, оставалась тайной за семью печатями. Многие вопросы занимали меня, но в первую очередь причины мятежа Осириса и кому на Шумере поклонялись как «Великому Малоку». Какого приема ждать в случае успеха полета к созвездию Тельца? Ответа я пока не находил.