Опираясь на два костыля, пленный печенег стоял среди оружников Мистины: в своем зеленом кафтане, свободный, лишь без оружия и пояса. Сломанная нога его за три недели поджила, и он уже мог сам ковылять на костылях; на всякий случай на ночь у него забирали костыли и связывали руки, а днем просто сторожили. Теперь он, высаженный из лодьи, смотрел на Огняну-Марию, и на его спокойном лице Мистине померещилась усмешка.

– Это еще что за вошеед? – Ингвар подошел к Мистине, недоуменно хмурясь. – Где ты его взял? Боярин вроде… если не князь.

– Он из придунайских кангар[26]. Крыло Явдиертим. Уверял, что был женихом твоей… – Мистина глянул на Огняну-Марию, – Пресияновой дочери. И похоже, – он усмехнулся и двинул бровями, – не сбрехал!

* * *

До собственного дома Мистина добрался уже за полночь. Остаток дня прошел быстро и был заполнен делами до отказа. Даже в Киеве не вдруг найдешь место для десяти тысяч человек: заняли и дружинные дома, и пустые клети на Подоле. Чуть ли не на каждый двор, в каждую избу отправили несколько постояльцев, глядя по достаткам хозяев. Пока хозяевам же и приходилось их кормить; на серебро князь сегодня разбогател, но еще требовалось спешно разыскать припасов для прокорма войска. В ближайшие же дни большую часть ратников предстояло отправить к родным чурам – тех, кто успеет добраться до ледостава. Выходцев из Приильменья и Плесковской земли придется кормить до зимы, когда они смогут, выехав из Киева вместе с дружиной полюдья, отправиться к себе по санному пути.

Перед отъездом надлежало поделить добычу: люди должны прийти по домам не с пустыми руками, особенно при том, что почти каждый нес родичам весть о гибели кого-то из спутников. А оценка и дележ были занятием не на один день. Богам – своя доля: полагалось устроить принесение благодарственных жертв и пир. А еще – готовиться к выходу в полюдье и по дань. Все это никак не могло обойтись без Мистины, но он, пытаясь хотя бы задать направление самым неотложным делам, какой-то частью ума продолжал думать о том, что было всего важнее для него самого.

С пристани Ингвар привел побратима на Олегов двор, в ту избу, где еще весной жил с Эльгой и где сам Мистина за день до отъезда простился с ней. Войдя, Свенельдич невольно присвистнул: так здесь все изменилось. Сколько раз в последние долгие недели он мечтал, как вернется и войдет в этот дом – где каждое бревно в стене казалось теплым, будто согретое присутствием Эльги. Теперь же ее дом умер и остыл, как кострище без огня, как небо без солнца. Отсюда исчезла не только сама Эльга, но все, что она когда-то принесла с собой и что составляло ее привычное окружение: посуда, занавеси, покрышки на лари и лавки. Лари тоже исчезли, кроме «костяного ларя» с жертвенными чашами и прочей обрядовой утварью. И сама изба стала так похожа на мертвое тело, покинутое душой, что Мистина помедлил, прежде чем сесть.

Ингвар здесь не жил – так и оставался с Огняной-Марией в бывшей Малфридиной избе. Мистина понимал его: Ингвару, должно быть, невыносимо было сидеть у остывшего очага былой семьи, пусть и с другой женой. Ввести сюда Огняну-Марию с посудой и покрышками из ее собственного приданого означало бы признать, что Эльга никогда не вернется и созданная их браком держава разрушена. А потерять державу Ингвар не хотел еще сильнее, чем первую жену. В этом Мистина тоже его понимал.

Усевшись к столу, Мистина все смотрел по сторонам и не мог поверить, что его полугодовой путь окончен. Не видя Эльги, он не ощущал возвращения, не мог обрести чувства дома. Истинный дом – там, где она. То есть еще в переходе выше по Днепру.

Сейчас здесь жил Боян со своими юнаками, и Мистина смотрел на болгарина далеко не с прежним расположением. В этом доме тот был захватчиком, а к тому же Мистина уже знал, что именно царевичу Ингвар обязан своим вторым браком. И к добру это или к худу, он еще не разобрался.

О своих делах Мистина рассказывал недолго: сейчас имело значение только основное. Сколько людей и судов привел назад, докуда дошел в Греческом царстве, какую добычу взял. Особенно сильно Ингвар хотел знать, виделся ли Мистина с кем-то из Романовых мужей – но в этом Хельги Красный пока оставался счастливее соперников. Ингвар желал хотя бы бегло осмотреть добычу – от нее почти напрямую зависела его дальнейшая судьба, – но Мистина усадил его назад.

– Рассказывай, – коротко предложил он.

Ему нужно было знать, как образовалось то положение дел, что он здесь застал.

В другой раз Ингвар, возможно, стал бы настаивать на своем. Но сейчас смирился: без побратима он не вылезет из той ямы, куда его загнала недобрая судьба. И его рассказ получился куда длиннее. Мистина слушал, почти не перебивая вопросами. По виду спокойный, внутри он холодел: дела тут шли еще хуже, чем он предполагал. Отбиваясь от злой судьбы, Ингвар пытался удержать меч и щит в одной руке и не мог толком овладеть ничем, в то время как нужны были они оба. Брак с Огняной-Марией обеспечивал поддержку болгар против непокорных своих, разочарованных неуспехом похода, и мог проложить дорожку к переговорам с Романом. Но самим своим свершением этот брак лишил его расположения Эльги, а вместе с ней едва не лишил и всего Олегова наследия.

– И вот теперь леший поймет, как и с кем мне в полюдье и по дань идти, – закончил Ингвар. – У меня людей мало, у Хельги – больше, и как я из Киева уйду, когда он – в Витичеве со своей тысячей? На первый случай… Эльга… – он запнулся, словно ему было трудно выговорить имя супруги, – державу делить не захотела, а то уж я сидел и думал: жма, убью его сейчас, и плевать на все…

– Попробовал бы ты его убить, – обронил Мистина. – Асмунд стал бы тебе мстить. А на Великой у них есть Торлейв, его сын Кетиль и последний Эльгин брат, Олейв. Оба парня уже взрослые. И еще… – он хмыкнул, – мой сын Улеб. Ты хотел, чтобы все они твоими кровными врагами стали?

Ингвар опустил глаза, Мистина тоже. Четырехлетний Улебка, считавшийся сыном Мистины, на самом деле родился от Ингвара. И, пролей тот кровь Хельги Красного, стал бы законным мстителем за брата матери.

– Не до того мне тогда было, чтобы мстителей считать, – буркнул Ингвар. – Думал, как державу свою не дать развалить. И теперь еще думаю. Уйду я в полюдье, а Хельги здесь останется. Возле Киева и Эльги. Без меня, думал, уговорит он ее. Вернусь к весне – а тут уже новый князь, Олег-третий. Прикидывал, много ли войска у матери в Поозёрье и у Хакона на Волхове соберу, чтобы Киев назад отвоевывать. У свеев бы нанять – да на какие, жма, веверицы?

– У свеев так и так нанимать придется. Если Роман мира не запросит – пойдем еще раз.

Ингвар помолчал. Мысли о необходимости нового похода приходили и ему, но задумываться об этом еще не пришло время.

– Теперь, слава богам, хоть ты здесь, – Ингвар подошел и положил руку Мистине на плечо, будто не верил, что побратим и правда вернулся.

– Бережней, а? – не оборачиваясь, предложил тот. – У меня там…

– Ранен? – Ингвар убрал руку.