– Ну а коли Деревлянь, могучая и боевитая, своему слову верна и из-под руки Ингваровой не выходит, рано нам считать, будто судьба к нему спиной повернулась. А чем кончился поход, мы как вчера не знали, так и сегодня не знаем. Ты ведь не видел моего сына мертвым?

С этими словами Свенельд повернулся к Хельги; голос его оставался твердым, лицо почти спокойным, и можно было подумать, что речь идет о каком-то чужом человеке. Сейчас Эльга не видела его глаз, но вспомнила тот их разговор в «девичьей» избе Свенельдова двора, еще до возвращения Ингвара. «Его мать была красавица, – тогда вдруг сказал он ей. – Жаль, что ты не видела ее». И в тот миг Эльга не то что поняла, а прочувствовала сердцем, как дорог воеводе единственный сын.

– Нет. Он и его люди были на Евксине, а мы на Пропонтиде. Между нами вся Вифиния лежала.

– И греки, что были у тебя, не говорили, будто видели его мертвым?

– Нет.

– Ну а значит, рано ему бдын тесать.

– Но ведь уже зима! – воскликнула Эльга, отчаянно не желая вновь пускать в сердце надежду.

– Ты, княгиня… – Свенельд повернулся к ней, и его голос смягчился. – Решай! Коли ты грекам веришь, что мой сын погиб, войско разбито, никто не вернется – тогда нам Русскую землю не удержать, разделим на ваше и наше, и пусть каждый сам свое наследие спасает, как сумеет.

У Эльги изменилось лицо, дрогнули губы, готовые сказать «нет!».

– А если нет, – уловив это, еще мягче продолжал Свенельд, будто говорил с собственной дочерью, – то будем ждать, на богов положась. Мы им жертвы принесли, почтили, угостили – теперь за ними дело.

– Да, – выдохнула Эльга. – Правда твоя. Я не верю… что никто не вернется. Мы будем ждать. До весны… до новой зимы. А пока не будет верных вестей, пусть все остается как есть.

По гриднице пролетел порыв облегченных вздохов. Каждый уже видел мысленно, как рушится весь уклад жизни, с такими потрясениями собиравшийся в последние десятилетия.

– И где же ты будешь? – спросил Честонег.

– Я… – Эльга вспомнила, что не все сложности разрешает эта надежда. – Что до меня, то я о себе все сказала. С другой знатной женой я мужа делить не стану. Коли нужна тебе болгарыня, – она твердо взглянула на Ингвара, – живи с ней здесь, а я себе возьму Вышгород. Там будет мой и сына моего княжий стол. Но ты, как мужчина, будешь править большой дружиной, потому тебе от даней пойдет две трети, а мне – треть, и треть отроков я буду держать при себе. Сотским у меня прошу быть брата моего Асмунда.

Она обернулась к двоюродному брату, и тот поклонился в знак согласия. Человек разумный и миролюбивый, Асмунд был доволен, что все улаживается если не полностью, то настолько, чтобы сохранить мир в державе.

– А мне позволь с моими людьми в Витичеве на зиму остаться, – Хельги почтительно поклонился Ингвару. – Коли моя сестра-княгиня рассудила так, я воли ее не нарушу. Буду служить ей, полуденные рубежи Киева оберегать.

Ингвар глянул на Свенельда: тот быстро опустил веки. Эльга подумала: да и не согласись Ингвар, как бы он помешал Хельги остаться в Витичеве? Выбить его оттуда можно было только с помощью древлян, но тогда там засел бы Маломир, а это чем лучше?

Вдруг ощутив громадную усталость, Эльга наклонила голову. Все Олегово наследие едва не рухнуло на ее хрупкие женские плечи. Но как ей снести и ту часть, что досталась? Она не ходила в этот злополучный греческий поход, но обошелся он ей едва ли не дороже, чем всем этим гридям с розоватыми пятнами заживших ожогов на лицах.

* * *

Когда Свенельд уже в темноте вернулся домой, в собственной избе его поджидала Эльга. Она возвратилась с пира куда раньше, но не могла лечь спать, пока не разрешит свое недоумение. Владива приготовила хозяину постель, кринку кваса, а потом Эльга ее отослала и теперь сидела на скамье под оконцем, рядом с ларем, где горели две свечи в бронзовом подсвечнике. Свенельд жил очень богато: его доля в добыче и доходов от торговли не уступала княжеской, а расходы были далеко не те. Даже княгиня, попадая в его избу, чувствовала себя как в подземном Кощеевом царстве среди сокровищ земли. На полках почти во всю стену выстроились яркие поливные кувшины и блюда греческой работы, серебряные, медные. Отблески свечных огоньков играли на бронзовой, медной, костяной обивке больших ларей у другой стены.

Войдя и выпрямившись, Свенельд сразу увидел Эльгу – белую и неподвижную.

– Это что, мара пришла душить меня ночью? – Он усмехнулся скорее с пониманием, чем удивленно. – Если поцелуями, то я согласен!

После долгого пира он был заметно пьян, но не шатался, а лишь казался веселее обычного. Как ни была Эльга удручена и взволнована, а не смогла удержаться от улыбки при этих словах – так сильно напомнивших ей повадку его сына.

Она встала и подошла. Ростом Свенельд был чуть ниже Мистины, а глаза цвета желудя сейчас, в полутьме, выглядели черными, но она видела те же твердые скулы, те же прямые русые брови, лишь более косматые, и ей казалось, что через его лицо, как через волшебную чару, она может увидеть Мистину. И она так засмотрелась, что едва вспомнила, зачем его дожидалась.

Не слыша ответа, Свенельд стал расстегивать пояс и снимать кафтан. Кафтан был его любимый, из синей шерсти, с отделкой шелком и серебряным узорочьем, очень старый. Свенельд мог позволить себе хоть двадцать таких кафтанов, но на самые важные пиры являлся только в этом. Впервые Эльга его увидела на своей свадьбе и всякий раз невольно вспоминала тот далекий уже день. И сейчас снова ощутила, как сильно сама изменилась за эти пять лет. Из девушки знатного рода, которую учили обуздывать собственные чувства ради блага державы, она стала княгиней, умеющей по этой науке жить.

– Как это ты исхитрился? – наконец заговорила она, когда Свенельд сбросил кафтан на ларь. – Давно ли ты мне рассказывал, что древляне захватили твою… челядинку и ребенка… А теперь они – Ингвару вернейшие друзья? Ты заколдовал их? Или взял в залог их Володислава?

– Да просто растолковал им, чего ждать, если твой бойкий братец возьмет верх. – Свенельд сел на лавку и потянулся к ковшу. – Он – рода Олегова. И если он разделается с Ингваром и сядет на Олегов стол, то сковырнуть его оттуда окажется очень непросто. За ним будет родовое право. Через родовое право не переступит ни один почитатель дедовых могил, и древляне тоже. А Ингвар не имеет прямых прав на этот стол. И если древляне сейчас поддержат его против Хельги, то и Хельги не одолеет, и в настоящую силу не войдет, и сам Ингвар окажется у них в руках.

– Ты им это растолковал? – изумилась Эльга, пытаясь уложить все в голове.

Восхищение перед этим простым и ясным замыслом боролось в душе с досадой, что применен он был против нее и ее брата.

– Не так прямо, как тебе. Но довольно, чтобы остаток они домыслили сами.

– И больше они ничего не попросили за поддержку? – недоверчиво спросила Эльга.

– А ты как думаешь? Само собой, я меч поцеловал, что они получат свою девчонку, – прямо признался Свенельд. – Даже если мне придется умыкнуть ее у тебя.