– Это вроде как… наши… – продолжал Чернега, будто сам себе не верил. – А не упреждал нас никто…

– Какие наши? – Эльга встала и подошла к нему.

Сжалось сердце, перехватило дыхание. От безумного ожидания стало жарко голове и больно во всем теле. А что, если это не они… или они, но без него? Казалось бы, выдавила из сердца надежду и почти успокоилась – но тут ощутила, что еще один переход от надежды к разочарованию убьет ее.

– Войско… Из греков… там три лодьи я точно узнал – наши, что с воеводой ушли.

Эльга огляделась, невидящим взглядом посмотрела на Предславу, тоже вставшую со своего места. Взяла с ларя белый кафтан, набросила на плечи и вышла.

Снаружи было еще светло, хотя и пасмурно. Отроки и челядь толпились на боевом ходу со стороны реки; все в увлечении глядели на Днепр, и всё громче звучали радостные крики.

Эльга прошла к лестнице и тоже поднялась на забороло. Всю реку, как ей показалось, покрывали лодьи – несколько десятков. Вспомнился тот далекий, как в другой жизни оставшийся день, когда она стояла на Святой горе и смотрела с крутого обрыва, как лодьи-лебеди уходят на полудень, будто белые цветы одолень-травы на его темно-голубой шири. Теперь и Днепр посерел, и лодьи, идущие на веслах без парусов, казались мрачными и усталыми. Но они были те самые.

Накатила слабость, будто все кости из тела вдруг исчезли. Хотелось вскрикнуть, лишь бы вздохнуть. Эльга оперлась о бревна заборола, постояла, глядя, как все ближе подходит вереница скутаров. Она старалась глубоко дышать и боялась одного: что это окажется сном. Как они сумели? Ведь уже почти зима…

Даже мысленно оставляя возможность, что войско живо и вернется, она относила ее на будущее лето. И теперь казалось, будто весна вдруг пришла прямо сейчас, в листопад, вытолкнув зиму из круга.

Но если войско вернулось, а воевода нет… Сейчас Эльга не могла думать о том, что для державы такой исход все же не слишком плох. Если в этих лодьях нет Мистины, то и долгожданное возвращение войска сокрушит ее, вместо того чтобы воскресить.

И тут она увидела… На носу передней лодьи взгляд зацепил синее пятно кафтана. Тот самый кафтан… Знакомая рослая фигура и старый красный плащ, заколотый на правом плече… После холода и слабости Эльгу будто молнией пробило – каждая жилка содрогнулась, стало жарко, как в огне. И все же она не верила своим глазам. А вдруг ее обманывает ожидание, вдруг она видит то, что хочет видеть? Окажись это не он – и разочарование убьет ее на месте.

И откуда-то из глубины души волной надвигался восторг – это он. Мистина. Он жив… И уже почти здесь, с ней. Она и не знала, что в ее сердце еще сохранилось столько сил.

Лодья приблизилась к причалу. Эльга отвернулась и пошла с боевого хода вниз. Ноги ступали как по облакам, и она придерживалась за стену. Вокруг нее переговаривались люди, она слышала радостные голоса, упоминавшие имя Мистины, – он привиделся не ей одной.

– Госпожа, рог подать? – спросил рядом Вощага, и она кивнула.

Отроки поспешно открывали ворота. Эльга остановилась напротив них. Внизу на дороге показалась толпа, а впереди краснел тот самый плащ. Мельком Эльга окинула взглядом людей вокруг Мистины, но увидела только Ивора – вышгородского воеводу. Ни Ингвар, ни кто-то из киевских бояр или родичей с Мистиной не приехал, только его собственные оружники и чужие люди, видимо из ратников.

Но раз Ивор уцелел, сообразила Эльга, он сам и привел бы войско в свой город. А Мистина мог сюда явиться только ради нее…

Среди серых бревенчатых стен, мерзлой земли и простых кожухов челяди белая одежда княгини выделялась так, что ее невозможно было не заметить. Мистина с Ивором в толпе своих оружников вошли во двор и остановились перед Эльгой. Мистина смотрел прямо на нее, но стоял неподвижно – не кивнул, не поклонился. Только смотрел, будто боясь, что от малейшего движения растает этот морок: женщина в белой одежде, с развевающимся по ветру белым шелковым убрусом на голове. При виде этой белизны он даже испугался: знак горя так и бил в глаза. Почему она в «печали»? По нему? Нет, сообразил Мистина: Хельги рассказал ей о гибели Эймунда. Это законный повод одеться в «печаль», но сердце ей сокрушило не это…

Отроки за спинами бояр продолжали затекать в ворота, расходясь по сторонам. Для Ивора и его дружины здесь был настоящий дом, и наконец-то они его достигли.

Но в этом доме кто-то должен был сказать им приветственное слово. Сотни глаз не отрывались от княгини – сейчас она казалась самой душой родной земли. В ее лице навстречу ратникам уже вышли все женщины Руси – их жены, матери, сестры. Именно здесь, а не на причале Почайны, где не было княгини, а значит, не было и конца пути.

Наконец они вернулись к ней, пройдя чужие земли, море, огонь и смерть. И казалось, что все эти месяцы, похожие на годы, она вот так и ждала их, не сходя с места и не отводя глаз от ворот. И белая ее «печальная сряда» в их глазах была данью любви и скорби по всем тем, кто так и не вернулся домой. Княгиня была бледна, щеки немного запали: казалось, это ожидание высушило ее, выпило все силы.

Эльга хорошо понимала, как на нее смотрят люди, и ее будто разрывало на две части: женщина пыталась справиться с собой и исполнить обязанности княгини. Исполнить долг перед этими сотнями смотревших на нее ратников, в то время как по-настоящему она видела только одного.

Мистина стоял впереди всех, напротив нее. Лицо его по виду было спокойным, и никогда еще он не казался ей таким красивым. Как зачарованная, Эльга скользила взглядом по знакомым чертам: нос с горбинкой от давнего перелома, прямые русые брови, красиво очерченный прямоугольный лоб, русая бородка, растущая низко, по краю нижней челюсти, оставляя чистой почти всю щеку. Даже глаза под слегка опухшими от недосыпа и вчерашнего пирования веками казались ей так прекрасны, что перехватывало дух. Он заметно изменился: кожа потемнела от греческого солнца, отчего серые глаза стали казаться светлее, на скуле слева появилась багровая полоска шрама. И все же это был он, каждая хорошо знакомая черта по-новому ласкала взор. Эльга подошла и остановилась в шаге от него.

– Ты жив…

Никаких других слов не пришло ей в голову. Это было самое главное – то, что она уже много месяцев больше всего хотела знать. Самое важное – он жив, ее мир уцелел.

– Да, – кивнул он, будто это нуждалось в подтверждении.

И от звука его голоса, немного хриплого, у нее поджался живот. Казалось, она хорошо помнила его низковатый голос, но, прозвучав наяву, он вновь потряс ее.

Слова ее не убеждали: хотелось прикоснуться к нему, провести пальцами по лицу. Но она не решалась сделать это у всех на глазах. Вблизи она вновь разглядела мелкие старые шрамы: под левым углом рта, на подбородке, на правой стороне носа. Это был он, привычный ей Мистина, и в то же время совсем новый, и она еще не могла соединить мысленно эти два образа.

– Давно вы вернулись?

Еще выговаривая эти слова, она сообразила: войско ведь прошло через Витичев и Киев и уж точно делало там остановки. Почему же ее никто не уведомил?