сталь, чтобы отправить врага в ад. На левую руку Эдгар намотал полотенце вместо щита.

Тощий черный кот протиснулся через трещину в стене. Животное сильно удивилось, что испачкалось кровью. Кот спрятался за паровой радиатор и принялся себя методично вылизывать. Периодически он отвлекался, сверкая золотыми глазами, на поединок, разворачивающийся возле ванной комнаты.

Эдгар сразу понял, что его соперник слеп. Тусклый свет ванной падал на пустые глазницы, покрытые коркой. Он следил за Эдгаром как-то иначе.

Эдгар поднял руку, замотанную полотенцем. Он научился этому приему давным-давно, и инстинкты не покинули его. Если враг воткнет нож в предплечье, можно вывернуть запястье и зажать лезвие. После этого – нанести удар. Он сделал еще один выпад. Нечто в байкерской куртке увернулось, хотя медленно, словно им кто-то управлял.

Оно подошло на шаг ближе, заполнив своей вонью замкнутое пространство. Эдгар остался стоять на месте – не хотел упереться задницей в стену ванной комнаты. Он ударил сбоку, и лезвие бритвы рассекло воздух в миллиметре от оголенной челюстной кости.

Существо отпрянуло. Значит, оно боялось бритвы. Эдгар мог победить в схватке.

Их поединок напоминал танец: лезвия вычерчивали спирали в воздухе, готовясь нанести серьезные ранения, – быстрая вспышка заточенного металла разрезает плоть и приносит победу одному из соперников. Издевательская усмешка продолжала господствовать на нижней части головы чудовища, но это была не усмешка вовсе, а вечная улыбка обнаженного черепа, не скрываемая кожей и мышечной тканью.

Эдгар подался вперед и сразу отпрянул, с быстротой кобры. Его соперник перекинул лезвие из одной руки в другую. Казалось, липкая кровавая паутина соединяет его руки. Показушник!

Эдгар попытался нанести удар в нижнюю часть туловища, но его выпад был отражен. Потом зомби зажал свое оружие в кулаке; лезвие торчало со стороны мизинца. Эдгар знал, что такая хватка ограничивала угол удара и поэтому являлась худшей из всех возможных. На мизинце руки, в которой чудовище держало нож, был длинный черный ноготь. Оно занесло руку для сокрушительного удара. Увидев это движение, Эдгар понял, что победил.

Со сдавленным воплем он ринулся вперед и схватил нож соперника рукой, замотанной в полотенце. Другой рукой искромсал живот чудовища яростными порезами, раз за разом очерчивая бритвой букву «Х». Квадратный кончик лезвия легко продрался сквозь гниющую одежду и разлагающуюся плоть, разрезая соединительные ткани. Из раны потекла темно-коричневая жидкость, вслед за ней вывалились желто-зеленые кишки.

Он хорошо видел гниющее лицо, покрытое трупными пятнами; кости черепа и пустые глазницы; окровавленную кожу и вздувшийся гной. Видел насекомоподобную щетину мертвых волос и вечную ухмылку скелета. Он услышал, как бесполезный нож ударился об пол.

Попался.

Чудовище схватило Эдгара за волосы. Он заметил, что оно не дышит тяжело, не хватает жадно ртом воздух. Оно вообще не дышало.

Хватка Эдгара, сжимавшего лезвие, ослабла. Теперь оно торчало из огромной дыры в животе. От бритвы не было никакого толку.

Ноги Эдгара оторвались от пола. Он почувствовал, как его тапочки упали. Он попытался вырваться – безрезультатно. Череп усмехался ему прямо в лицо. Затем он почувствовал боль, теплую и далекую, которая быстро достигла максимального уровня. Чудовище вгрызлось в горло Эдгара, затем выплюнуло его щитовидный хрящ, который покатился по напольной плитке.

Полотенце упало и сразу впитало кровь. Эдгар задрыгал ногами.

Кот наблюдал за шариком, катавшимся по полу. С ним можно поиграть.

Последней мыслью Эдгара было жгучее желание, чтобы его нечеловеческий убийца не оказался евреем. По абсолютно иррациональной причине Эдгар начал выражать свою ненависть к евреям, как только переехал в квартиру номер 107. В глубине души он понимал, что евреи не лучше и не хуже представителей других человеческих рас. Но ненависть к ним стала частью его образа, и он играл эту роль с таким же рвением, как и роль самовоспроглашенного ночного дозорного.

Он надеялся, что тот, кто победил и сожрал его, не был евреем, пусть даже евреем-зомби.

Эдгар рухнул на пол как мешок с картошкой. Он упал на выкидной нож, лезвие которого глубоко вошло в плоть его плеча, но Эдгар этого уже не почувствовал.

Наступила тишина, прерываемая журчанием крови, вытекающей из трупа Эдгара.

Затем незваный гость начал дрожать. Он схватился трясущимися руками за узкие стены коридора, чтобы не упасть. Его ликующее влажное тело раскачивалось в разные стороны. Свернувшаяся мукоидная слизь спазмами выходила из свежей дыры в пищеводе. На сухой коже лица проступил холодный кровавый пот. Старая кровь. Использованная кровь. Она окрасила трещины и морщины на омерзительном лице, словно чернила, пролитые на испорченную кожу, затем запачкала натуральную кожу прогнившей байкерской куртки. Ее капли блестели в тусклом свете.

Куртка скрипнула несмотря на то, что была пропитана кровью, когда чужак нагнулся, чтобы собрать свои скользкие внутренности руками в перчатках без пальцев. Он засунул беспорядочную и непослушную кучу назад в живот и завязал изрезанную куртку узлом, чтобы внутренности снова не выпали. Застежка-молния заржавела и не работала. Куртка свисала лохмотьями. Еще пара узлов, и она станет чертовски стильной.

Незваный гость осторожно нагнулся еще раз, словно опасаясь, что от любого неосторожного движения может превратиться в студенистую кровавую массу. Длинным ногтем на мизинце выковырял глазное яблоко Эдгара. С него свисали спагетти сухожилий. Затем чудовище вставило глаз в свою пустую глазницу, вместо охряного гноя. Глазное яблоко повернулось наружу зрачком, который расширился, жадно впитывая визуальные сигналы.

Чужак забрал только один глаз. И одного достаточно, чтобы видеть.

Он перешагнул через труп Эдгара и вошел в ванную, где отодрал фанеру, которой было заколочено окно вентиляционной шахты. Время обеда.

Но сначала он нагнулся еще раз и вывел на лбу своей новой жертвы СЪЕШЬ МЕНЯ густой красной кровью.

Девятнадцать

Дыхание Джонатана участилось от пронизывающего холода. Сегодня он дышал чаще, чем пара собак-ищеек. Гаррисон-стрит продувалась ветром вперемешку со снегом. Снежные хлопья были особенно жесткими от мороза и царапали лицо. Дыхание, не говоря о движении, высасывало из него всю энергию. Какое уж тут дружелюбие к незнакомцам. Он начинал понимать врожденную враждебность чикагцев.

Таксист попытался заговорить о погоде. Дебил, конечно, Джонатану было холодно. Все равно что вставить заряженный пистолет кому-нибудь в рот и спросить: «Ну что, тебе страшно?» Он швырнул этому идиоту десятку и решил не дожидаться сдачи. Пришлось дважды хлопнуть пассажирской дверью, и ему послышалось, что водитель пробормотал какое-то оскорбление между хлопками.

Да пошел он. Может, он сегодня сдохнет.

Джонатан нюхнул кокаин еще дважды за время между окончанием рабочего дня и вызовом такси к Башу. В туалете «Рапид О’Графикс» пересыпал содержимое коктейльных трубочек в