посмотрел на женщину, затем отпустил ее. С лиловым лицом повалилась она на настил, кашляя и хватая ртом воздух. Шарум ка наставил на нее копье:

– Ты докмейстер Иса? Учти, если я выясню, что ты солгала, насажу на копья всех мужчин, женщин и детей из этой чиновой деревни.

– Иса был моим отцом, он шесть зим как мертв, – ответила женщина. – Я – Исадор и заняла его место, когда догорел погребальный челн.

Джайан рассматривал ее, размышляя, но Аббан, наблюдавший и за другими пленными, уже был убежден в правдивости ее слов.

– Шарум ка, – сказал он. – Ты взял Доктаун для Трона черепов. Не пора ли поднять флаг?

Джайан посмотрел на него. Этот план они обсудили подробно.

– Да, – наконец молвил он.

Затрубили рога, и шарумы копьями погнали пленных чинов к причалам смотреть, как докмейстер Исадор подходит к флагштоку, спускает лактонский флаг с изображением большого трехмачтового судна на голубой глади и поднимает красийский штандарт: копья, скрещенные на фоне заходящего солнца.

Это был чисто символический, но важный жест. Теперь Джайан мог пощадить остатки ее свиты и признать ее статус принцессы чинов, не проявив при том слабости.

– Женщина, – повторил Джайан. – Это все меняет.

– Все и ничего, шарум ка, – отозвался Аббан. – Мужчина или женщина, докмейстер располагает информацией и связями, а достойное обращение с ней повлияет на власти озерного города. Пусть надеются сохранить титулы и владения – тогда они сами преподнесут нам свой народ на тарелочке.

– Какой смысл брать город, если я сохраню его за чинами? – спросил Джайан.

– Ради налогов, – подсказал Хеват.

Аббан в знак согласия поклонился:

– Пусть чины оставят себе лодки и горбатятся над рыболовецкими сетями. Но когда они явятся в твой док, тебе достанется по три рыбины из каждого десятка.

Джайан помотал головой:

– Пусть эта докмейстерша сохранит титул, но улов будет мой. Я возьму ее в дживах сен.

– Они же язычники, шарум ка! – возопил Хеват. – Тебе нельзя мешать божественную кровь с верблюжьей мочой, которая течет в жилах чинов!

Дайан пожал плечами:

– Я сын Каджи, и мой род продолжит дживах ка. Мой отец знал, как приручить чинов, – так же, как приручил красийские племена. Став одним целым с ними. Его ошибкой было позволить госпоже Лише сохранить титул, до того как она согласилась на замужество, и тем дать возможность отказаться. Я не буду так глуп.

Аббан нервно кашлянул.

– Шарум ка, я вынужден согласиться с великим дама Хеватом, чья мудрость известна всей Красии. Твой отец признал титул госпожи Лиши и дал ей свободу, потому что от этого узаконивания зависело притязание ребенка на ее власть. Если у женщины останется только тот титул, который дашь ей ты, она лишится титула, на который тебе можно претендовать.

Джайан закатил глаза:

– Болтовня и тревоги, тревоги и болтовня. Вы, старики, только ими и заняты. Шарак Ка будет выигран действиями.

Аббан отвел взгляд, когда Хеват заговорил снова.

– В любом случае она слишком стара. – Хеват произнес это, как будто слова были мерзки на вкус. – Вдвое старше тебя, или я маджах.

Джайан повел плечами:

– Я видел младенцев и у женщин постарше, чем она. – Он стрельнул глазами в Асави. – Это можно устроить. Я прав, дама’тинг?

Аббан тоже взглянул на Асави, ожидая, что дама’тинг положит конец глупости.

Однако Асави кивнула:

– Конечно. Шарум ка мудр. Нет ничего сильнее крови. Твое родное дитя, рожденное докмейстершей, подарит тебе селение.

Аббан чуть не ахнул. Ужасный совет, который должен был, как минимум, на месяцы затянуть осаду Лактона. Что за игра у дама’тинг? Не нарочно ли копает она под Джайана? Аббан не стал бы ее за это винить. Эверам, он бы охотно помог, но только зная план. Он привык быть игроком, а не пешкой.

– Позволь мне хотя бы обговорить условия, – сказал Аббан. – Небольшая задержка для виду. Самое большее – месяц, и я смогу…

– Здесь нечего обговаривать и незачем тянуть, – оборвал его Джайан. – Она и все ее владения перейдут в мою собственность. Контракт будет подписан вечером, иначе ни она, ни ее двор не увидят рассвет.

– Это возмутит чинов, – предупредил Аббан.

Джайан громко рассмеялся:

– Ну и что? Это же чины, Аббан. Они не бойцы.

– Да. – Произнеся это, докмейстер Исадор всхлипнула.

До церемонии шпионы Аббана развили бешеную активность, вызнавая о женщине все возможное. Ее муж был среди тех, кто пал, защищая ее. Аббан сообщил об этом Джайану в надежде, что глупый мальчишка все-таки даст ей семь дней на оплакивание, как предписывалось в Эведжахе.

Но шарум ка не слушал никаких доводов. Он взирал на женщину, аки ночной волк на самую старую овцу в стаде. Юнец грелся мыслью, что уже ночью он будет обладать ею, и оставался непоколебим. Когда же думал, что никто не глядит, – наглаживал себя сквозь одежду.

«Ах, быть девятнадцати лет, когда встает при одной мысли о женщине! – сокрушался Аббан. – Я даже не помню, каково это».

У Исадор были и дети. Два сына, оба капитаны, уже отплыли из Лактона, когда напали красийцы. Они окажут ожесточенное сопротивление, зная, что Джайану придется убить их, чтобы гарантировать титул сыну, если заклинания Асави помогут заполучить ребенка от стареющей женщины.

Оба подошли подписать жалкое подобие контракта. Красийский брачный контракт обычно занимал целый свиток. Те, что составлялись для дочерей Аббана, нередко требовали нескольких свитков, а подписи ставились на каждой странице и заверялись.

Контракт Джайана и Исадор уместился в абзац. Джайан, как обещал, не стал ни о чем договариваться, забрав себе все и предложив Исадор лишь ее титул – и сохранение жизни ее людям.

Исадор нагнулась, чтобы обмакнуть перо, и Джайан склонил голову, восхищаясь изгибом ее спины. Он снова сжал себя под одеждой, а все, включая священнослужителя Хевата, опустили глаза, притворившись, что не заметили этого.

И в эту секунду Исадор нанесла удар. Чернила залили пергамент, как ихор алагай, когда она развернулась, бросилась на Джайана и вогнала острое перо ему в глаз.

– Не шевелись, если хочешь видеть! – крикнула Асави.

Не многие смели говорить в таком тоне с молодым шарум ка, но его мать внушила Джайану глубинный страх перед дама’тинг, а Асави была его теткой во всех смыслах, кроме крови.

Джайан кивнул, скрипнув зубами, и Асави извлекла миниатюрным серебряным пинцетом последние фрагменты перышка из его глаза.

Шарум ка был весь в крови, большей частью – не в своей. Когда Джайан наконец отвернулся от алтаря, дыша тяжело и