На глазах одноклассницы навернулись слезы:

– Проклятая хворь уже забрала двух моих старших братьев…

Я потеряла дар речи: параллель с моей собственной жизнью поражала.

В этот момент над головами раздалось цоканье каблучков и шум разговоров: девушки спускались по парадной лестнице на ужин.

В холодной мраморной нише, где мы спрятались, это многоголосие отдавалось эхом. Зевота от усталости после долгого учебного дня; волнительное ожидание встречи с юношами; тревога по поводу приближающихся отборочных испытаний; резкие наставления мадам Терезы… Все это вихрем пронеслось над нами.

– Мои родители, наверное, думали, что я долго не протяну, когда окрестили меня Прозерпиной, – продолжила англичанка, как только на лестнице вновь воцарилась тишина. – Уверенные, что я умру до своего восемнадцатилетия, они назвали меня в честь той девушки, которую забрал в свое царство бог мертвых Плутон. Если бы ты только знала, как я ненавижу это имя!

Обведенные темными тенями глаза зажмурились.

– Поэтому предпочитаю имя Поппи. Тебе известно его значение?

– Ээ… Вроде бы цветок? – вспомнила я мамины уроки английского. – Ээ… Ромашка?

– Мак. Сорняк, который вопреки всему растет на окраинах лугов и пустырей. Там, где его не ожидают увидеть. Цветок с кроваво-красными лепестками, как пятна на моих носовых платках. Хрупкий, но живучий. – Поппи взяла мою руку и крепко сжала ее. – До сих пор я сопротивлялась богу мертвых всей силой духа. Братья ушли к нему раньше меня. И хотя я обожала их, все же не хочу присоединиться к ним так скоро. Потому что люблю жизнь. Люблю страстно!

Какая трагедия! Жизнерадостность Поппи неожиданно разбилась вдребезги на моих глазах. Ее гортанный смех, блестящее остроумие, яркий макияж, провокационные наряды, авантюрные романы. Она хотела все успеть. Бежала наперегонки со временем… Со смертью.

– Поэтому я усердно учила французский. Lingua franca – язык общения Магны Вампирии и паспорт в мир. Я вызвалась представлять Англию в Версале, чтобы сбежать из Каслклиффа, чтобы выиграть «Глоток Короля», чтобы успеть вылечиться до того, как умру.

– Да, я слышала: кровь Нетленного продлевает молодость тех смертных, кто попробовал ее…

– …а еще говорят, что его кровь – панацея от всех болезней, – возбужденно добавила Поппи. – После службы у Короля я покину Версаль и его помпезность на палубе корабля, плывущего в Америку, вдыхая морской воздух всей грудью. Уеду далеко от замка Каслклифф и его миазмов.

Глаза девушки лучились, когда она рисовала картины фантастического будущего.

– И, конечно, в объятиях Зашари, моего прекрасного американца… Будет жаль, если умру, не успев прожить с ним свою историю.

Из ее пораженных туберкулезом легких вырвался протяжный хриплый вздох.

– В течение многих лет я научилась скрывать симптомы с помощью жвачки с морфином. Она успокаивает кашель и облегчает боль. Но с каждым месяцем одышка сильнее. А в последние несколько недель в кашле появилась кровь. Если Главный Конюший узнает о моем состоянии, то, несомненно, запретит участвовать в соревнованиях или попросит Факультет позаботиться обо мне. А я бы этого не хотела! Знаешь, что говорят об этих змеях в гофрированных воротничках? Их дрянные лекарства хуже хвори!

Она разразилась характерным сардоническим смехом, а едва успела остановиться, как зашлась в неистовом кашле.

За окнами воцарилась ночь. Люстры коридора отражались в матовом стекле, заставляя сверкающие глаза Поппи пылать.

– Я тронута тем, что ты доверилась мне. Обещаю, что сохраню твою тайну. Что касается «Глотка Короля»…

– Я не прошу тебя отказаться, – прервала меня англичанка. – Знаю, мы соперницы. И так будет до 31 октября. Я поделилась с тобой не для того, чтобы разжалобить. Наоборот, я прошу о честной игре. Бороться, не используя мой секрет, не нанося удар в спину.

Ее темные глаза заглянули прямо в душу.

– Я чувствую, что в тебе, в отличие от богатой выскочки Эленаис, есть настоящий кодекс чести. Ты защитила бедную служанку, которой пустили кровь. Это красноречивее всех доказательств. Рыцарские ценности на протяжении веков откладывались в благородной крови Гастефришей так же, как у Каслклиффов.

Поппи ошибалась, говоря о «благородстве» моей крови. Впрочем, рыцарские ценности, которыми она гордилась, не мешали дворянству эксплуатировать «четвертое сословие».

– Обещаю еще раз: со мной твой секрет в безопасности, – сказала я, опустив глаза. – Пойдем в парадный зал, пока мадам Тереза не увидела, что нас нет, и не устроила сцену.

Поппи кивнула и положила мне на ладонь маленький шелковый мешочек:

– Это жевательные шарики с морфином. Отлично помогают при кашле и помогут снять последние симптомы. Только осторожно: морфин – мощное седативное средство. Можно жевать не больше одного комочка каждые четыре часа, иначе потеряешь сознание.

Я молча взяла пакетик. Как дочь аптекаря, я слышала про морфий. Отец рассказывал, что это редкое болеутоляющее средство, в тысячу раз эффективнее, чем кора белой ивы… но и в тысячу раз опаснее. В нашей аптеке было всего несколько драгоценных граммов, которые использовались только для самых тяжелых больных. И всегда крайне экономно.

Те, кто употреблял морфий каждый день, вскоре не могли обходиться без него. Кто бы мог подумать? Поппи, гордая амазонка, чьей независимости позавидовали бы многие, на самом деле рабыня наркотика!

* * *

Сердце мое затрепетало, когда я увидела Тристана. Стулья вокруг его стола были заняты. Сегодня судьба, к сожалению, не свела нас вместе. Тем не менее сам факт его присутствия наполнял меня радостью.

Он тоже мне улыбнулся. Вчера в темноте ночи я не заметила, но сегодня, при ярком свете, поняла, насколько пагубно повлияло на него затворничество. Лицо, обрамленное светлыми прядями, осунулось и стало бледным. Шрам на щеке выделялся пуще прежнего.

Разговор соседей по столу в такт танцевальным па тарелок и слуг не увлекал меня. Пансионеры соревновались друг с другом в манерах и остроумии, демонстрировали владение искусством куртуазности и светской беседы. Целый час я вынуждена была терпеть этот пустой треп, в то время как мое сердце рвалось к одному-единственному человеку в мире.

Наконец Барвок торжественным жестом правой руки разрешил всем встать.

Мы с Тристаном прошли мимо друг друга, едва коснувшись руками. Всего лишь несколько драгоценных мгновений, выхваченных из суматошного темпа «Гранд Экюри». Горстка секунд, украденных из-под носа учителей и студентов, не знающих о договоре, который нас связал. Но эти секунды стоили ожиданий целого дня.

Тристан успел прошептать несколько слов:

– Есть новости, прекрасный горностай. Завтра вечером на уроке вампирического искусства будет больше времени, чтобы поговорить.

С этими словами он влился в группу юношей.