Особенно любимы всеми были Тарентийские игры, пришедшие в Рим из греческого города Тарента. Обычай полюбился римлянам, и сейчас здесь на этом огромном стадионе делались ставки, выигрывались деньги, а кровь зрителей кипела от восторга. Музыканты играли весёлые мелодии, продавцы прохаживаясь между рядами, продавали вино и сладости, стражники следили за соблюдением порядка, рассеянно глядя на толпу зрителей.

— Клавдий, — Друз тронул брата жены за рукав. — Состязание подходит к концу. Я выиграл. Предлагаю оставить Цирк и отправиться со мной во дворец.

— Несправедливость! Ты всегда выигрываешь, — молвил Клавдий. — Но я рад, что всё же выигрываешь именно ты, а не какой-нибудь подлец.

— Наступит и твой час выиграть, — хмыкнул Друз. — И, возможно, твоя победа затмит все те, что одерживали мы с Агриппой.

Улыбаясь Клавдию, Агриппа согласно закивал головой. С сожалением взглянув на стадион, залитый солнцем, Клавдий вздохнул и поднялся со своего места.

— Угощай, Друз, — молвил он. — Я повинуюсь тебе как будущему кесарю.

Оставив трибуну, Друз и его спутники стали пробираться к широкой лестнице, ведущей к одному из выходов из Цирка.

Клавдий продолжал хмуриться, оглядываясь по сторонам. Его нижняя губа некрасиво оттопырилась. Наблюдая за ним, Ирод Агриппа с трудом сдерживал смех. В те часы иудейский наследник и вообразить не мог, что через несколько десятков лет он будет присягать на верность Клавдию, который займёт трон Рима, сменив Гая Калигулу, убитого в результате интриг.

У ворот Цирка Друза ждали его слуги. Раб подвёл к нему белого изящного скакуна. В отличие от Друза, Клавдий и Агриппа собирались ехать во дворец в паланкине.

Устроившись в паланкине напротив Агриппы, Клавдий задёрнул полог. Он не любил путешествовать по городу, приковывая к себе внимание прохожих. Агриппа не возражал. За годы, прожитые в Риме, он хорошо изучил Клавдия. Рабы подняли их паланкин, и кавалькада направилась к дворцу Тиберия.

Обед был устроен в главной трапезной. Обычно кесарь проводил здесь свои пиры. Однако нынче вместо пира всех ожидало три перемены блюд, а гостей прибыло лишь четверо, исключая рабов и вольноотпущенников, в чьи обязанности входило прислуживать за столом.

Наступил вечер. За высокими полукруглыми окнами стемнело.

Войдя в трапезную, Друз весело оглядел стол, на котором искрилась утварь.

— О, Юнона! Как давно я не делил трапезу в узком кругу друзей, вместе со своим отцом! — воскликнул он, всплеснув руками, и опустился на диван, справа от главного места, предназначенного для кесаря.

Ирод Агриппа и Клавдий сели недалеко от него, прислушиваясь к голосам слуг и нежной музыке авлосов.

Внезапно раб ударил в большой гонг, обе половины дверей, ведущих в зал, широко распахнулись и вошедший слуга громко объявил о прибытии кесаря.

В трапезную проследовал небольшой отряд преторианцев, под командованием Сеяна. Стараясь не замечать Друза, Сеян занял место возле дверей.

За ним в зал вошёл Тиберий — без венца, в пурпурной тунике, украшенной по краям золотой каймой. На его запястьях сверкали браслеты. Лишь Сеян заметил, что Тиберий был сильно бледен. Остальные не обратили на это внимания, ибо кесарь часто выглядел угрюмым и бледным.

— Здравствуй, pater, — проговорил Друз, простирая к нему руки.

От прикосновения сына по телу Тиберия проскользнула дрожь, но он по-прежнему предпочитал вести себя, как ни в чем не бывало. Лицемерие давно уже стало основной чертой его натуры.

— Рад видеть тебя, Друз, — ответил он и, приветливо улыбнувшись сыну, окинул взглядом собравшихся гостей.

Друз подозвал виночерпия.

— Наполни наши кубки вином, — велел он. — Я нынче счастлив!

Опустившись возле Друза, Тиберий взял в руки свой кубок и внимательно посмотрел на сына:

— Почему тебя переполняет счастье, Друз? Ты предвкушаешь грандиозное будущее, которое ждёт тебя впереди?

— Вовсе нет! — возразил молодой человек. — Я счастлив потому, что меня окружают близкие люди, и я их люблю. Обычно я обедаю дома, среди слуг или у патрициев. Но сегодня я нахожусь со своими друзьями и отцом.

— Да, ты всегда был любящим мальчиком, — кивнул Тиберий. — И между нами никогда не возникало разногласий, невзирая на твой непокорный нрав.

— И я не изменился, поверь, — хмыкнул Друз. — По-прежнему я непокорен судьбе, но тебе верен.

— Верен ли?

— Всем сердцем!

«Возможно, он раскаивается в своих интригах или ничего дурного не намечал, а донос был всего лишь клеветой?», — подумал Тиберий, с грустью повертев в пальцах кубок.

На стол подали угощение. Тут были жареные куры, соусы, павлиньи языки и пироги с ягодами. Виночерпий наполнил кубки гостей вином.

Сеян напряжённо следил за происходящим в трапезной. Он видел, что Лигд, одетый в золотистую тунику, сел у ног Друза и, взяв у юноши кубок, отпил немного вина. Взяв кубок, Друз попробовал и покачал головой:

— Очень терпкое! Нужно разбавить водой! — сказал он.

Лигд испуганно взглянул на Сеяна, потом на кесаря. Руки Тиберия задрожали. В синих очах блеснули слёзы.

— Не нужно пить воду, Друз, — пробормотал он.

— Почему не нужно? Я всегда разбавляю вино, если вкус крепкий, — ответил Друз и дал Лигду отведать воды.

Тиберию захотелось остановить его, вмешаться, предотвратить грозящую Друзу опасность... Быть может, в воде нет яда. Быть может, Друз решил раскаяться в своих коварных планах и принять яд вместо отца. Но быть может, кто-то хочет, оклеветав Друза, отравить его...

Однако Тиберий не успел остановить сына. Взяв воду у Лигда, юноша налил её в вино и залпом осушил.

— За наше будущее! — провозгласил он.

Трепеща от волнения, кесарь выронил свой кубок и закрыл лицо ладонями. Вино медленно растеклось по полу, украшенному мозаикой. Все присутствующие в недоумении смотрели на него. Музыканты, играющие на балюстраде, рабы, несущие на стол угощения, виночерпий, слуги, гости не могли понять его смятения ...Несколько минут все наблюдали за Тиберием, который продолжал сидеть во главе роскошно убранного стола, спрятав лицо за ладонями.

Вдруг он застонал и медленно обвёл взором окружающих. В его больших глазах сквозила глубокая тоска.

— Что случилось, pater? — осведомился Друз.

Звук его голоса словно привёл Тиберия в себя. Собрав остатки мужества, кесарь вновь улыбнулся юноше:

— Всё хорошо, Друз.

В это время в голове Тиберия пролетели тревожные мысли и предположения. «Друз не знал, что в воде яд, иначе бы не был сейчас так спокоен», — в ужасе думал он. — «Но есть вероятность, что всё-таки донос — это клевета. Если вода не отравлена, ему ничего не угрожает. Но сейчас нельзя определить, был ли ему подан яд. Нужно ждать. Ожидание — сведёт меня с ума! Боги, вы жестоко караете убийцу Германика!»